Встретимся в раю

— Доумничались! — грустно сказал редактор. — Каждый лез на трибуну и предлагал — ни больше, ни меньше — единственно верное учение во спасение. А надо было просто работать и помнить о собственной гордости. Нельзя вечно завидовать соседям: у того жена чистюля, а у этого дети умные. Ну, возьми и умой свою жену. Свою! А детей выучи. А не хотят учиться — выдери, но заставь! Тогда не будешь никому завидовать. А мы старались жену поменять, а детям, раз такие идиоты, учебы сократить. Вот и стали завистливым, злым народом, с копейки пятак прибыли ищем, с собаки шерсть на варежки стрижем… Седьмой десяток доживаю, и стыдно за собственную жизнь. Слабенькое это утешение, что не один стыжусь. Слабенькое, сынок! Вас, молодых, жалко. Ладно, гуляй, Григорий. Скажи там Машеньке, пусть машину вызывает. Покатаюсь напоследок в персональном кадиллаке, чтоб его ржа съела!

Шестов вышел в приемную, закурил и передал Маше пожелание главного редактора.

— Вас, Григорий Владимирович, просил Рыбников позвонить — прямо в машину. Он в клинику с зубами поехал. Или в какую-то Онную. Это, наверное, кооперативная больница.

В отделе биржевой жизни на стенном дисплее медленно перемещалась котировка.

— Глянь, что делается! — встретил Шестова заведующий отделом, старая грымза Чикин. — Пшеничка вверх ползет. За каких-то два часа — семь пунктов против вчерашнего… Что сие чудо значит?

— Жрать нечего, вот и ползет пшеничка, — вздохнул Гриша.

— Скажи ты! — удивился Чикин. — А урожай вроде накосили неплохой.

— Урожай выращивают… — начал было Гриша, но вспомнил о просьбе Рыбникова.

Телефон в машине первого заместителя отозвался сразу:

— Поезжай в «Кис-кис», Григорий… Коробочку не забудь. А сейчас включи динамик. Чикин? Отпусти Шестова на пару часов. Есть для него спецзадание.

— Да, Николай Павлович, — поспешно отозвался Чикин. — Вас понял, спецзадание для Шестова. Не беспокойтесь. Николай Павлович, комментарий я сам напишу, тряхну стариной…

Положив трубку, Чикин отер лоб. В любом вызове начальства ему всегда чудилось громыхание судных труб. Чего греха таить — по блату попал когда-то неудавшийся комсомольский работник Чикин в газету, по большому блату. Вот уж и благодетель его, в газету устраивавший, переселился в мир теней, вот уж Чикин очень удачно, в самом начале кампании, партбилет положил по собственному желанию, вот уж и сам чему-то, натужно скрипя мозгами, научился, вот уж и кресло заведующего высидел непрестанными трудами, но и на склоне лет не забыл — по блату существует… Он даже Гриши Шестова, подчиненного своего, побаивался, словно Гриша в любой момент мог спросить: а что это, братцы, за природный факт — Чикин? Шестова на плаву собственное перо держало, а не чужая мохнатая лапа, и потому Гриша мог сам кого угодно и куда угодно устраивать. В глазах Чикина тлело тоскливое любопытство, пока Шестов собирал в кейс диктофон, портативную видеокамеру и дистанционный принт к редакционному телетайпу.

На улице плавилась жара. Старые тополя на Цветном бульваре, казалось, на глазах желтели и скручивались от зноя. Сладковатая удушливая вонь висела в воздухе, и Гриша побыстрее забрался в нижегородский додж с надежным кондиционером. Едва уселся за руль, в боковое стекло постучали. Полноватая блондинка, то ли подкуренная, то ли просто пьяная, что-то кричала и скалила крупные зубы. Гриша отмахнулся и включил скорость.

В пределах Садового кольца разрешалось движение машин только по спецпропускам, поэтому улицы тут не так были забиты транспортом. Подъезжая к Трубной площади, Гриша заметил в начале Рождественского бульвара патрульный «мерседес». Проклиная свою забывчивость, достал из бардачка белую наклейку с большими зелеными буквами — «пресса». На стоянках Гриша прятал наклейку, ибо она стоила бешеных денег в среде спекулей и бомбил. Дорожная служба почти никогда не вязалась к машинам с наклейками «пресса» и «ТВ».

Однако патрульных Гриша увидел слишком поздно, а они засекли, как водитель «доджа» судорожно лепит «фирму» на ветровик. «Мерседес» как синяя молния метнулся навстречу, завизжали покрышки, из дверец в желтыми орлами вывалились дюжие ребята в комбинезонах, касках, с револьверами на изготовку. И через секунду Гриша уже бороздил носом и очками горячий капот, руки его были заведены к затылку, а ноги раздвинуты до предела.

Он знал, что возмущаться и качать права — бесполезно. Дороже встанет. Могут и ребра очень просто пересчитать. Поэтому лучше не возникать, а тихо-мирно полежать мордой на капоте, хоть это и не очень комфортно. Точно, вскоре патрульный отпустил руки и разрешил выпрямиться. Водительский сертификат и служебное удостоверение Шестова уже были прокачаны через комп городского штаба эсгебе.

— Господин унтер-офицер, — обратился к старшему наряда патруль с плоской и серьезной рожей. — Вот какая-то коробочка… Вроде дистанционный ключ.

Унтер-офицер с вислыми тонкими усами повертел коробочку, улыбнулся и отдал ее Грише:

— Хорошая машинка, господин Шестов, очень чуткий микрофон. Извините за доставленные неприятности.

Теперь Гриша мог себе позволить шутку: