— А что же с адвокатами? — настойчиво спросил Нефедов. Он начал успокаиваться, только внутренние спазмы волнения порождали дрожь. На Ксению он смотрел, как ребенок на учительницу, которая должна растолковать ему, как правильно решить сложную задачу. — Ходят тут, ходят… Дело Баканина требуют показать…
— Надо было отправить их подальше, не пришлось бы сейчас возиться. Зачем ты адвокатов принял?
— Не мог не принять, ты пойми! По закону они ведь имеют право ознакомиться с делом. Если бы я им дал под зад коленкой, они бы вернулись в свою Москву и… было бы только хуже.
— И тогда было бы плохо, и сейчас невесело. Ну ладно! Если так получилось, дело мы им выдадим. Но не мешает москвичей припугнуть. Ты меня понял, Алеша?
— Понял.
— Хорошенько понял? Не до смерти. Всего-навсего припугнуть.
— Да понял, понял! Не зуди!
Зачем она приходила?
Наверное, нет смысла терзать себя, отнимая драгоценное время у сна этими бесконечными самодопросами по ночам. Но он должен, должен разобраться! Он должен воссоздать истинную картину прошлого, чтобы то, что происходит с ним сейчас, обрело хотя бы подобие смысла. Если смысла нет, тогда его окружает море случайностей. Но если смысл есть, тогда он, Валька Баканин, сознает свою вину. Он не виноват в том, в чем его обвиняют, однако в чем-то другом он все-таки виноват. И за это он расплачивается. Должно быть, он не первый мужчина, запутавшийся в отношениях с чужой женой. Но почему, почему именно он должен расплачиваться так жестоко?
…Законный брак не оправдал возлагаемых на него надежд. Юная Юля, веснушчатая и курносая, похожая на Валькину мать, диаметрально отличалась от нее по характеру, и летопись баканинских семейных отношений, подобно средневековой летописи нестабильного феодального государства, содержала сплошные описания военных действий. Там, где Валькина мама старалась смягчать трения, Юля их обостряла, там, где мама отступала, Юля нарывалась на конфликт. Валькины родители неизменно принимали сторону невестки, а дети (несмотря на ссоры, Валя с Юлей успели обзавестись двумя дочерьми) были на стороне отца. И все же это все как-то не разваливалось, держалось, и девочки подрастали, и ссоры переставали восприниматься так болезненно, и Валька, давно превратившийся в Валентина Викторовича, начал подумывать о том, что время — лучший лекарь, что и у него, пусть с запозданием, начнется счастливая семейная жизнь… И как раз в это время Юля подала на развод.
— У тебя кто-то есть? — спросил он, леденея. «Вот и расплата за то, что Шарова обманывал», — мелькнуло в голове.
— Это у тебя кто-то есть, — безжалостно ответила Юля. — И был все эти годы. Это ведь она? Марина, да? Вот ведьма. Я так и думала. Всем, что видит, старается завладеть. Все гребет под горячую руку, особенно чужое добро.
Валентин собирался уже закричать, опровергнуть, сказать, что все эти годы он был верен ей, но не выдавил из себя ни звука. Он не был верен жене. Физически — да, не прикасался ни к кому, кроме нее. Но помыслами он оставался с Мариной. Марине адресовались все те ласки, которыми он изнурял тело Юли — красивое, между прочим, тело, ничуть не хуже Марининого… Сознание непоправимой ошибки захлестнуло его с головой. Бедная Юля, в каком аду провела она годы супружества! Он потянулся прикоснуться к жене, утешить ее, как плачущего ребенка, как несчастное раненое животное, но Юля оскорбленно отбросила его руку. Ее серые глаза позеленели, как всегда в минуты злости, и Валентин подумал: уж не затем ли он злил жену, чтобы вызвать этот эффект? Чтобы в минуты свирепого секса, наступавшего вслед за ссорами в знак примирения, на него смотрели зеленые глаза — зеленые, как у Марины…
— Я ведь тебя любила, Валенька… — Валентин ждал от жены оскорблений, поэтому неожиданное признание резануло душу. — Когда ты сделал мне предложение, я видела, что ты меня не любишь, но подумала: ну и пусть. Каждый — кузнец своего счастья. Моей любви хватит на нас двоих. И вот все эти годы я тебя любила, любила, любила, вкладывала в тебя любовь, вкладывала, вкладывала… Пока ее запасы не истощились. Тогда я наконец посмотрела на нашу семейную жизнь трезво и поняла: нет, так дальше жить нельзя. Видно, нельзя заставить человека разлюбить другого, если он того не хочет. И влюбить в себя по указке тоже не получается… Ты свободен, — закончила Юля совсем в другом тоне. — Девочек я заберу с собой.
Все-таки он виноват перед Юлей. И, как бы в наказание, после развода на него посыпались эти несчастья с фирмой, разногласия с партнерами… Или, может быть, Юля служила неким громоотводом: все несчастья у Валентина раньше сосредоточивались в семейной жизни, а после того, как семейной жизни не стало, сконцентрировались в бизнесе? Какая ерунда в голову лезет! Так или иначе, ему в одиночку приходилось отражать атаки врагов, которые вчера были близкими друзьями.
И тогда пришла Марина.