Встретимся в суде

Полковника Михеева нельзя было назвать непрофессионалом: будучи совершенно безнадежен в плане рабочих качеств, он вряд ли добрался бы до этого поста, невзирая на все интриги, преданность и собачьи глазки. Но когда приходилось выбирать между интересами простых граждан, чей покой он, по идее, обязан был охранять, и собственными интересами, выбор неизменно делался в пользу последних. Аналогичный выбор делал Аркадий Борисович, когда дилемма заключалась в противоречиях между интересами простых граждан и крупного начальства милиции и прокуратуры, с которыми следовало жить в мире. Полковник Михеев стремился со всеми жить в мире! Под «всеми», естественно, надлежало подразумевать тех, которые могли что-нибудь дать Михееву, или тех, которые обладали властью сделать Михееву какую-нибудь неприятность. Всех остальных следовало принимать во внимание исключительно как материал для новых хитроумных комбинаций.

Пока что практически все комбинации сходили с рук благополучно, даря начальнику уголовного розыска новые жизненные преимущества — как материального, так и морального плана. Полковник Михеев имел право себя поздравить. Но он крепко опасался таких случаев, которые содержали в себе, как сочный персик, — плотную неразгрызаемую косточку, массу последствий. Аркадий Борисович боялся разоблачения. В сущности, своей балетной семенящей пробежечкой он ходил по минному полю. Само по себе нарушение, на котором его заловят, могло не быть таким уж серьезным: хуже было то, что оно способно привлечь к нему внимание. Уж кому-кому, как не самому Михееву, знать: если за него примутся всерьез — такого накопают!

Вот и эпизод с Баканиным и Мускаевым полковник Михеев рассматривал в разрезе потенциального разоблачения и покрывался холодным потом. Он был слишком многим обязан облпрокурору Нефедову и Ксении Макаровой, чтобы отказать в их просьбах, но просьбы становились все значительнее, все ближе подталкивали удачливого полковника к смертельной черте, похожей на колючую проволоку с пропущенным по ней искрящимся электричеством. Михееву совсем не нравилось то немаловажное обстоятельство, что Баканин и Мускаев — москвичи, пусть даже тесно связанные с Александрбургом. Михеев умел точно рассчитывать свои силы, и для него было ясно, как солнечный день, то, что он обзавелся влиятельными друзьями лишь в Александрбурге; на Москву же их влияние не распространяется. Поэтому если задачу «обработать Мускаева» он скрепя сердце взялся исполнить немедленно после того, как ее получил, то от просьбы припугнуть московских адвокатов почти целый час отнекивался и отбояривался, юлил и крутил, ссылаясь то на личное нездоровье, то на отсутствие в данный момент в уголовном розыске подходящих людей, которые могли бы исполнить данное поручение.

— Хватит тебе прибедняться, Каша! — Наименование Михеева «Кашей» служило у Алексея Романовича Нефедова проявлением дружеских чувств, хотя Михееву такое сокращение его красивого имени «Аркадий» уж никак не улыбалось. — У тебя же, я помню, есть капитан Савин. И еще этот, как его, Боровик, что ли?

— Боровец, — поправил полковник Михеев сквозь стиснутые зубы.

— Ага, ну я же помню — Боровец! Молодцы ребята! Орлы! Работенка нетрудная, как же им не справиться? Отлично они у тебя справятся!

Ага, справились, называется… Михеев гневно скосил глаза на измочаленную физиономию Боровца. Боровец, даже не пытаясь отделаться «суками» и «падлами», тоскливо заскулил.

— Идиоты, — скрежещущим голосом повторил полковник Михеев. — Нет, ну какие же идиоты! Отказываюсь верить собственным глазам.

— Из ресторана мы ведь их хорошо выманили, — не выдержал несправедливых упреков Савин. — Я нарочно для этого братана своего позвал… Как вы приказывали.

— Правильно! — простонал Аркадий Борисович. — Операция в ресторане была полностью рассчитана. Твой брат выманивает адвокатов из ресторана. Вы подстерегаете их в кустах. Кругом темнота. Ваших рож адвокаты не видят и опознать не могут.

Савин и Боровец слегка воспрянули, восприняв описание успешной операции как знак одобрения.

— А на следующий день после ресторана? — безжалостно продолжил гвоздить их полковник Михеев. — Я вам что сказал? Припугнуть! Опять-таки, по возможности, не засвечиваясь. Авы что сделали? Вперлись в гостиницу, оставили там свои данные, перебаламутили приезжих, снесли двери… Я не понимаю, вы что — гориллы? Троглодиты? Уж лучше бы вывесили на грудь таблички: «Да, это сделали мы!» Даже с этими табличками вас было бы труднее узнать…

Боровец снова что-то невнятно забуркотел, пытаясь, очевидно, донести до начальника ценную информацию.

— Он говорит, что адвокаты в случае допроса нас не опознают, — Савин продолжал выступать в качестве переводчика. — У нас типичная славянская внешность.