Вступительная статья (к сборнику А Беляева 'Фантастика')

К идеям коммунизма писатель пришел своим путем. Социализм оказался созвучен его влюбленности в созидательную силу научного творчества. В детстве Жюль Верн заразил его верой во всемогущество гуманного разума. И непреклонность большевиков в возрождении России вдохновила уверенностью, что на его родине осуществляются самые дерзкие утопии. Вот этот гражданский и философский оптимизм и определил направленность беляевской романтики.

В иных условиях сюжет "Головы профессора Доуэля" или "Человека-амфибии" мог вылиться в автобиографическую драму. Писатель тяжело болел и временами переживал, как он вспоминал в одной из своих статей, "ощущения головы без тела". Образ Ихтиандра, проницательно заметил биограф Беляева О. Орлов, "был тоской человека, навечно скованного гуттаперчевым ортопедическим корсетом, тоской по здоровью, по безграничной физической и духовной свободе". Но как удивительно переплавил писатель свой личный трагизм! У Беляева был светлый дар извлекать оптимистическую мечту даже из горьких переживаний.

В отличие от читателей, а в их числе были ученые, литературная критика в свое время не поняла двух лучших романов Беляева. По поводу собаки профессора Сальватора, с приживленным туловищем обезьянки, брезгливо пожимали плечами: к чему эти Монстры? А в 60-х годах мировую печать обошла фотография, которая могла бы стать иллюстрацией к роману Беляева: советский медик В. Демихов приживил взрослому псу верхнюю часть туловища щенка...

А Беляева еще упрекали в отсталости! "Рассказ и роман "Голова профессора Доуэля", - отвечал он, - был написан мною пятнадцать лет назад, когда еще не существовало опытов не только С. С. Брюхоненко, но и его предшественников" по оживлению изолированных органов. "Сначала я написал рассказ, в котором фигурирует лишь оживленная голова. Только при переделке рассказа в роман я осмелился на создание двуединых людей (голова одного человека, приживленная к туловищу другого. - А. Б.)... И наиболее печальным я нахожу не то, что книга в виде романа издана теперь, а то, что она только теперь издана. В свое время она сыграла бы, конечно, большую роль..."

Беляев не преувеличивал. Не зря роман "Голова профессора Доуэля" обсуждался в Первом Ленинградском медицинском институте. Ценность романа была, конечно, не в хирургических рецептах, их в нем нет, а в смелом задании науке, заключенном в этой метафоре: голова, которая продолжает жить, мозг, который не перестает мыслить, когда тело уже разрушилось. В трагическую историю профессора Доуэля Беляев вложил оптимистическую идею бессмертия человеческой мысли. (В одном из рассказов о профессоре Вагнере мозг ассистента профессора помещают в черепную коробку слона. В этом полушутливом сюжете тоже серьезна не столько сама фантастическая операция, сколько опять-таки метафорически выраженная задача: продлить творческий век мысли, работы разума.)

А критика повернула дело так, будто Беляев буквально предлагает "из двух покойников делать одного живого", уводя, мол, тем самым читателя "в область идеалистических мечтаний" о механическом личном бессмертии. Беляев отлично сознавал разницу между идеей вечного существования и продлением жизни. В рецензии на фантастический роман Г. Гребнева "Арктания" он сам отмечал, что было бы ошибочно истолковывать гипотезу известного советского медика С. Брюхоненко об оживлении "необоснованно умерших" в духе достижения человеком личного бессмертия. Много лет спустя, уже в наше время, в спорах вокруг некоторых фантастических произведений было высказано мнение, что бессмертие для отдельной личности, сомнительное биологически, могло бы повести и к ослаблению заботы человечества о потомках и вообще скорей всего явилось бы началом вырождения.

Кибернетика дала идее пересадки мозга новое основание. В новелле А. и Б. Стругацких "Свечи перед пультом" (1960) гений ученого переносят в искусственный мозг. С последним вздохом человека заживет его индивидуальностью, его научным темпераментом биокибернетическая машина. Непривычно, страшновато и пока что - сказочно. Но уже сейчас кибернетика может помочь, полагает академик Н. Амосов, в хирургической пересадке головы. Как видим, наука на новом уровне опять возвращается к идее "Головы профессора Доуэля".