Вступление

   Распахнул дверь и придержал, пока двое вываливались в черную ночь. Поискал, чем бы припереть рвущуюся из рук дверь, не нашел, и побежал за Ритой и Генкой, шлепавшим по каменным плиткам. Ветер кричал и свистел, мигая звездами, носил по берегу песок вперемешку с запахами джунглей. Дорожка, освещенная мелькающими фонариками, уперлась в склон. Вправо, над морем тропа вилась белой жилкой ко входу в лабиринт. А другая уходила влево, в бывшую степь, стрелочкой, будто нарисованной мелом. Обочины ее, раньше подернутые серой полынью, терялись в черных зарослях чужих деревьев. Догнав ребят, показал на ровную стрелку:

  - Туда надо.

  - Уверен? - перекрикивая ветер, Генка недоверчиво осмотрел мрачные джунгли, громадно качающие витые макушки, залитые лунным светом.

   Витька вспомнил, как во сне стоял у входа в пещеру и там, в ее бездне, кто-то вдруг закричал от невыносимой боли. Жилка правой тропы, поднимаясь к скальному лабиринту, вела к похожему черному зеву в камнях.

  - А то. Подальше от Бешеной, понял? Лес - не страшен, если по тропе.

   Дернулся пойти первым. И замер...

   Время шло, переступало стрелкой с секунды на секунду и уже не останавливалось. А в его номере, в пакете на смятой кровати - подарок для Наташи. Она стоит там сейчас, в зале, держит демона, тревожа его человеческие воспоминания, вынимая их неизвестно откуда. А он - удрал...

  - Вы идите.

   Повернулся и помчался обратно, увязая ногами в теплом ночном песке.

  

   Лариса шла в "Эдем". Шла быстро, нащупывая ногой привычную тропу. Старая да малые - по этой тропе бегали мальчишки и ходила она. Знала ее наизусть, получше мальчишек, ведь ходила дольше на половину земного века. Не боялась заблудиться и больше слушала книгу, которую прижимала рукой к груди. А по верхушкам огромных деревьев гулял ветер, гнул, бросал на голову листья и маленькие ветки. Через тропу юркали звери и кто-то прошел за деревьями, треща и ломая подлесок. Лариса шла. Дышала древними запахами и ноздри ее раздувались. Время, настоянное веками, бродило тяжелым вином, кружа голову. Была в нем радость, смешанная с испугом. Ларису радовало то, что радость - была. Значит, неважно, как пройдет и чем закончится, - все продолжает жить. Но мальчиков жалко, им надо помочь. От самого еще маленького, с колючей стриженой головой и страдающим сердцем. Следом - угрюмый Генка с забранными в хвост черными волосами и прямым взглядом, в котором чаще всего написано "нет", это он умеет... Витька... серые глаза, оттопыренные уши, и волосы на шее не стрижены, он, как дитя ее, не сын, нет, именно - дитя. За него - все отдать и умереть. Так надо и она это - с радостью.

   Под ноги выполз изогнутый корень и она споткнулась, прижала книгу к застучавшему сердцу. Вытерла со лба упавшую сверху каплю медленного сока с резким запахом. И пошла осторожнее. Яша... Старше всех. Попался сам, хотел очень и попался. И жаль его. Потому что черные глаза и крепкие зубы, быстрое тело, весь будто яблоко на морозе - схватить и куснуть, обливаясь радостным соком. Или берут именно таких, чтоб силен был, а не киселек никчемный? И сам себе сгноил сердцевину...

   В низине, где перед тем потерялся Васятка, постояла, отдыхая и, безошибочно выбрав направление, двинулась вверх, наступая на белые плоские камни.

   Мужчины, что делают мир. Вертят его в сильных руках и пытаются менять.

  

   На верхушке последнего холма Лариса остановилась. Там, где Вася воевал с лесом чертополохов, стелилась под ветром живая трава. Блестящим ковром, падая набок от сильного ветра, светила ковыльными нитями. Рисовались по огромной плоской макушке извивы и спирали. Ветер гулял, как хотел, водя множеством пальцев по травам, и рисунки менялись, плавно и медленно. Или смаргивались быстро, как набежавшая слеза, превращаясь из волн в круги, из кругов в гребни.

   Она ахнула и стояла, на минуту забыв, куда идет. Две полных луны смотрели сверху и свет их жил на меняющемся орнаменте поля, делая его то серебряным, то красно-медным. С усилием, напоминая себе, что не за серебром степи вышла из теплого дома, оставив там кошку и безопасность, отвела глаза. "Эдем"... Ничто не мешало ей видеть горсть накиданных на песок белых огней.

   Нахмурилась, прислушиваясь. Что-то не так. "Эдем" был мертв, светил, как лампа в зале ожидания маленького вокзала, равнодушно, не заботясь, придет кто или нет. Но идти надо. Сделала несколько шагов по ослепительно красивым узорам. И остановилась. Ветер шумел у правого уха, посвистывая, уносился к высокой скале, что маячила ящером за левым плечом. И ковыль, принимая на стебли свет лун, вытянулся длинными полосами поперек ее хода. Будто серое серебро реки переходит она вброд, утопая по колено в живой и упругой травяной воде.

   Подняла ногу и сапог черной кляксой очертился на светящихся волнах. Шагнула поперек и снова посмотрела на мертвые огни внизу, под холмом. Нет. Не то! Повернулась налево и пошла по течению трав, к черной скале с зашитым в нее лабиринтом камней и площадкой над пропастью. Светлые нити травы текли вместе с ней.