Вступление в должность

Но вот идет на длинных ногах и не олень, и не лошадь. На спине у него две маленькие сопки, а в яме между ними сидит человек. И Таюнэ никак не может понять, что это за зверь и почему у него яма на спине.

«Порченая картинка», — решает Таюнэ.

Пролистав букварь до конца, она снова открывает первые страницы и снова старательно, с придыханием, скандирует:

— Мам-ма! Шур-ра! У Шур-ры мам-ма!..

Решив наконец, что пора спать, она прячет букварь под оленью шкуру, поправляет на полу свою постель из шкур. Снимает туфли, вытирает их ладошкой, ставит к стене. Снимает чулок. Но вдруг, передумав, опять натягивает чулок, идет к окну, занавешенному чернотой ночи, и внимательно разглядывает себя в темном стекле. И неожиданно начинает кружиться вокруг железной печки и громко распевать:

Пусть солнце спит, и река пусть спит,
А Таюнэ не хочет спать!
Она будет танцевать и петь.
А когда прилетит зима,
Все песцы попадут в ее капканы,
И все охотники скажут опять,
Как сказали в прошлом году:
— Ах, какая у нас Таюнэ!

Она оборвала песню и насторожилась. Ей показалось, будто где-то кричит человек. Вот опять… Но теперь крик человека заглушило волчье рычание. Даже не подумав о том, откуда среди ночи близ избушки мог взяться человек, Таюнэ схватила со стены винчестер, выбежала в одних чулках на двор и что есть духу понеслась вдоль берега. Несколько раз девушка выстрелила на ходу, посылая пули не слишком высоко, но и не слишком низко над землей, зная, что, испугавшись близкого выстрела, волк бросит свою жертву.

Так и случилось. Когда она добежала до места недавней схватки, волка поблизости уже не было. Таюнэ заметила лишь темный силуэт зверя, скользнувший по гребню холма. Не целясь, она дважды пальнула в него и бросилась к человеку, недвижно лежавшему в траве.

Похоже, тот потерял сознание. Лицо его, руки, телогрейка были в крови, одежда изодрана, в одной руке од сжимал окровавленный нож. Месяц ярко светил, и Таюнэ хорошо видела человека.

— Кто ты? Вставал! Будем ходить! Я живу мало-мало шага!.. Кто ты? — тормошила она его, вспоминая все русские слова, которые знала.

Человек застонал. Разорванная, кровоточащая бровь его шевельнулась, оплывшее веко приподнялось, но тут же закрылось. Он снова застонал.

— Вставал! Ходить надо! Кто ты?.. — продолжала тормошить его Таюнэ..

Поняв наконец, что человек сам не встанет, Таюнэ закинула за спину винчестер, подхватила человека под руки и волоком потащила к избушке.

Уложив его кое-как на оленьи шкуры, Таюнэ припала ухом к его груди и услышала нечастые, тяжелые толчки сердца. Обрадовалась — жив! Тогда она торопливо оглядела его раны. Самая большая, была на правой ноге… Волк выдрал вместе со штаниной часть икры, из рваной раны, заливая сапог, сочилась кровь. Таюнэ схватила нож, разрезала по шву сапог и ватную штанину, обнажила рану. В аптечке на стене хранились йод и бинт, она достала их; но так как сама не верила в целебные свойства йода, поставила бутылочку на место, а рану густо смазала нерпичьим жиром, потом стала бинтовать.

Покончив с этим, Таюнэ смочила водой тряпицу, осторожно обтерла лицо человека. И вдруг на мгновенье застыла, пораженная тем, что узнала его. Девушка поднялась, отошла на несколько шагов, изучая лицо человека издали. Снова склонилась над ним, удивленно разглядывая его.

Да, это был один из тех пятерых геологов, которых позапрошлым летом задержали в тундре оленеводы из бригады Теютина. Они думали, что это сбежавшие из заключения бандиты, и привели их в село. Тогда Таюнэ вместе со всеми бегала в правление колхоза посмотреть, какие бывают бандиты, и, к своему великому недоумению, обнаружила, что они обыкновенные люди. Но потом в село прилетел самолет, и все вдруг узнали, что бандиты вовсе не бандиты, а геологи, которым Теютин помешал делать важную работу. Теютин так расстроился, что в ту же минуту уехал в бригаду и целый год не показывался в селе, а председатель Айван повел геологов в свой дом и крепко угощал их спиртом и свежей олениной. Потом Таюнэ снова бегала за село посмотреть, как улетают самолетом геологи.

Одним из геологов был этот самый человек. Таюнэ хорошо помнила его. Он был смуглый, у него была вот эта родинка на щеке, на нем была эта же телогрейка, эти же кирзовые сапоги и серая шапка с меховым отворотом…

Человек вдруг дернулся, застонал. Губы его разжались, и под верхней губой блеснул золотой зуб. Таюнэ чуть не вскрикнула от радости — у того геолога тоже был такой красивый зуб.

— Ты хиолог, да? — быстро спросила Таюнэ, склонясь над человеком. — Ты теряла свой товарищ?

Левое веко у человека приоткрылось, правое, вздувшееся, запекшееся синяком, запрыгало. Открытый глаз расширился, в нем дрогнул испуг, и человек хрипло выругался. Таюнэ не поняла того, что он сказал, но одно слово она хорошо расслышала. Учительница Оля, когда читала ей букварь, говорила, что таким словом тоже зовут маму.