Втора. Иллюзия жизни. Том 1

Через три недели в обойме появился Цыган. Карантин сняли. В отсутствие Михайловича, рекомендовали заняться самоподготовкой. Опять все на мои плечи: -физическая подготовка, уроки, режим, круглоголовые…, боевая подготовка (по желанию), самоподготовка и все по кругу. Как-то незаметно Интеграл увлекся бегом, и показывал довольно приличные результаты. Видимо от избытка энергии, молодой организм требовал нагрузки. Михалыч явно задерживается, я уже была вся на нервах. Не получалось у меня бегать и следить за всем-то на уроки опоздаем, после остывшего завтрака, то после обеда круглоголовые за мной гурьбой бегают, в поисках своих подопечных, жалуясь, что я им срываю какой-то важный эксперимент. И услышав долгожданный шум винтов военной вертушки, я облегченно вздохнула. Свою ошибку я поняла, когда увидела, что вместо Михайловича, из вертушки выпрыгнул маленький мужичок, с громадным рюкзаком, пригнулся под винтами и колобком покатился навстречу встречающим командирам. Что энто за фрукт? -подумала я, Филиппок какой-то. Но после того, как командир привел его к нашей казарме…Первый, ёкнуло сердце. Командир вытер пот с лица: -Принимай пополнение, как там тебя? Я подсказала -Вторая. -Не разбираюсь я в вашей нумерации, но это, как его, ваш очередной -последний в вашей десятке. -в обойме,-поправила я. Но командир в сердцах, махнул зажатой в руке фуражкой, уже направлялся на выход, к двери. Обойма выстроилась сама, я тоже стала на свое место в строю. -Воспитателя нет, поэтому представляйся сам,-предложила я колобку. Он недоуменно потоптался, скинул рюкзак, в котором что-то загрохотало, пнул его для надежности. -Я, это…,-пробубнил под нос прибывший,-Никита. Потом подошел к Немому, протянул руку -Никита –повторил колобок. Немой механически поздоровался и посмотрел на меня. Я сообразила мгновенно вышла из строя, и представила каждого члена обоймы, по кличкам (Имя было у Интеграла, но я и представила его, как Интеграла, он не обиделся. Остальные, в том числе и я, имен не имели). Вскоре на рюкзак полетела фуфайка, в которую был закутан новичок, потом три свитера, какие-то платки, подвязки, ватные брюки, спортивные, ленты, подтяжки и куча всякой дребедени, что настоящим мужикам таскать не положено. Вскоре перед нами предстало вполне нормальное человекообразное существо, лет двенадцати, только метр с кепкой. И не толстый совсем. Строй рассыпался, вся обойма умчалась по своим делам, а мне нельзя-я-я, вводи в курс дела новичка: спать будешь здесь, в тумбочке можно хранить…, подъем в пол седьмого…, твое место в обойме№10, туалет в конце коридора. И ответы на тысячу зачем и почему. Интеграл крутился рядом, потом не выдержал, подошел к новому и указывая пальцем на огромный рюкзак, спросил: -Это что…? Это зачем? -Лаборатория,-ответил новичок. -Можешь сдать лишнюю одежду в склад тете Дусе. Так закончив с наставлениями, этой фразой я закончила вводный инструктаж. -в общем! Добро пожаловать! Располагайся. Интеграл уже приспосабливался посмотреть лабораторию, но не тут то это было; Никита подскочил и закрыл рюкзак, как Матросов амбразуру, своей мощной грудью. Сразу признав меня старшей, он обратился ко мне, почти по уставу: -Товарищ командир! Распорядитесь, чтобы мне выделили помещение, под лабораторию. У меня отпала челюсть. Первым среагировал Интеграл и нервно захихикав, выскочил на улицу. Я еще была в ауте. -И чтобы это помещение было хорошо вентилируемое, желательно принудительная вентиляция, -добавил новый. –А ты не опух, а ты не обор? Слова застряли в моем горле. И тогда я поняла, что эта лаборатория у него будет. -Хорошо, я вашу просьбу передам по инстанции, -холодно ответила я, и с тех пор к новичку обращалась только на Вы. Пока Никита располагался и обживался, я через колючку, поперлась искать командира или дежурного по части. Услышав просьбу новичка, реакция командира совсем не отличалась от моей, только в более полном варианте –А, он не опух…? Но увидев перед собой 12летнюю девчонку, споткнулся на слове и закашлялся. Хорошо, примем к сведенью, -ответил военный и я ретировалась в казарму. Через два часа вертушка приперла личного инструктора Никиты. Это был кадр, который полностью разрушал весь институт власти круглоголовых. Во-первых, не признавал халатов, громко говорил, постоянно с кем-то ругался, всех оскорблял, то кацапами, то москалями клятыми. Особо доставалось военным. Голова у него была побрита на лысо, а на самой верхушке длиннющий клок волос, который он называл –оселедец. Ко мне же он почему-то обращался вежливо и зачастую, из уважения, переходил частично на русский язык. -Дивчина, а где ты спрятала маленький кусочек дерьма, что себя называет Никитою? Сам задавал вопрос, сам на него отвечал, сам же находил подопечного и за ухо тащил в контору. Никита давал отпор еще в казарме, в конторе шел непрерывный скандал, иногда от боли кричал Никита, но не поверите, больше орал инструктор. Этот мордобой продолжался часа два, потом инструктора под руки, фактически, тащили к вертушке двое старших, а Никита, прошмыгнув через дверь, вовсю наяривал к казарме. На лицах инспектора и подопечного светились довольные улыбки. Ну и шельмец, ну и сукин сын-восхищался учеником побитый инструктор. Казак отходил целую неделю. Никита целую неделю занимался самоподготовкой, потом опять все повторялось. Уши у Никиты постоянно были красного цвета. Интеграл немного жалел новичка. Но Никита к инструктору отнесся с уважением, с каким– то глубоким почитанием. Он кто? -спросил Интеграл. -Волхв. Последний Волхв. -ответил новичок. – А, за что это он так тебя? -показывая на уши, спросил Интеграл. Так надо, услышал в ответ. А что ты знаешь о берсерках? На вопрос о берсерках Интеграл не знал ничего. На следующий день группа старших курсантов освобождала каптерку –пристройку к казарме. Вертушка притащила вытяжку-электродвигатель с хреновиной, похожей на улитку. Вскоре, так тщательно охраняемый рюкзак уполз в новую лабораторию. Никита не игнорировал марш броски, бегать он любил, но в силу своей комплекции, постоянно отставал, был десятым всегда и везде. Все остальное свободное время он проводил в лаборатории, не допуская в нее никого. Цыган говорил, что старшие курсанты приносят к лаборатории трупы различных животных и даже на вертушке привозят покойников из морга. А Никита в лаборатории делает военную чупокабру. Вокруг новичка возник некий ореол таинственности, все на него смотрели с опаской, и с не прикрываемым любопытством. Мы между собой –шу, шу…, старались определить и окончательно приписать десятого в обойме, но он с таким ворохом достопримечательностей, как бракованный патрон, никак не хотел влезать в обойму. Одним не нравилось, что его называют по имени (Некоторым даже обидно было, мне тоже), другим его запах и таинственность (Когда жизнь меня немного помотала, я поняла, чем пахло (Вернее воняло) от десятого: он, его одежда, все чего он касался, надолго пропитывалось запахом формалина. Вонь, хуже уксуса.), третьим (Не будем пальцем показывать на Цыгана) эта вонючка совсем не нравилась. /Таких в табор не принимают/-говорил Цыган. Немому и Интегралу было все по барабану, но все же они отселили Никиту поближе к выходу. А тому даже удобно было, он с лаборатории всегда поздно по ночам возвращался, а иногда, только на построение прибегал. Одна особа, которая в данный период отсутствовала, говорила, что этот недоносок, хуже лентяя и за глаза, называла его лабораторной крысой. (А, еще они называют тебя земляным червяком). Мы привыкли обращаться друг к другу по кличкам, а к новичку никак, ничто не клеилось. Обращаться по имени-дико, непривычно; по номеру-как будто с вещью разговариваешь. (И был он никто, и звали его –никак. Такой вот Масленица пришел…) Не лепилась к нему кличка. Было такое ощущение, что мы все собаки, а он –человек. Сама себе, дура, накаркала, вспомнила Медузу… Прибегаем после марш– броска, а она в казарме обыск в своей тумбочке наводит; в комнате аромат такого парфюма, который эльфам не снился, а на голове такая прическа…! Что я почувствовала себя лысой. Она стояла в спортивном трико, очаровательно улыбалась, на губах была темно коричневая помада, на лице обалденный макияж, волосы, покрыты лаком, переливались на солнце. (Сразу вся Третьяковка вспомнилась: и «Не ждали», и «Грачи прилетели» и «персик в тарелке девочки обжоры»). Девчонки, без гипноза застыли, как каменные. И как это мы вертушку прохлопали? (На пол, под наши ноги, стекала зависть. Образовалась уже приличная лужа.) Через прозрачную кофточку, просвечивался черный бюстгальтер, обхватывающий и подчеркивающий женское богатство. (Которое нам пока и не снилось. Я по инерции посмотрела на свои вздутости) У Медузы слегка раздались бедра, округлились плечи; и по всем признакам, перед нами была, уже сформировавшаяся девушка. Медуза была без ума, от произведенного на нас эффекта. Это был фурор, это был триумф…Это было что– то такое, о чем мечтает каждая девочка с рождения. Мы даже готовы были простить (И простили) все пакости и обиды, причинённые нам Медузой. Пол ночи мы завороженно слушали Медузу, про город Баку, про парк Кирова. Про девичью башню, про шашлык, торты, мороженное, халву, пахлаву и про много, много чего вкусного. Мы такого никогда даже не пробовали. На новый год, нам всем дарили одинаковые подарки со сладостями (от МВС, говорил Михалыч), в них были конфеты, пару мандаринок, один апельсин, и иногда сушенный инжир (Это уже местные добавляли). На стол подавали лимонад в стеклянных бутылках, с пузырьками. Это было счастье! Никто наверно не ждал Нового года, как мы. Но что это все можно было купить за деньги? …Ночью мне снился Баку.