Вторая чеченская

Ночью с 17-го на 18-е Грозный сотрясали мощнейшие «зачистки». Мужчин хватали по домам, и женский вой вслед увезенным сыновьям, мужьям, братьям, соседям стоял над городом, смешиваясь с автоматными очередями и грохотом минометов.

К шести утра 18 сентября блокадный рассвет вытеснил блокадную ночь, напичканную стрельбой. Бронетранспортеры, облепленные продрогшими, злыми и невыспавшимися людьми в черных масках, поджидали грозненцев, по необходимости выползающих на улицы.

А необходимость только одна: кому-то обязательно надо идти на работу. Медикам, например. Больные-то ждут…

Делаю щелочку в занавеске, хозяйка комнаты шепотом умоляет не обнаруживать себя, увидят «маски» – обстреляют.

Через щелочку рассматриваю пустую улицу за окном. Это Старопромысловское шоссе. В пяти метрах от щелочки – бронетранспортер. В десяти – тоже. Куда дотягивается зрение – бронетранспортеры везде. Солдаты, сидя на броне, грязно и без причин матерятся. Некоторые явно нетрезвые. Другие глушат воду из пластмассовых бутылок – похмельный синдром. И вот, мелкими шажками, с оглядкой, опаской и постоянными остановками по шоссе движется молоденькая медсестра. Она в белом халате, одела его, конечно, специально, чтобы солдаты видели, что медработник, и пропустили. Она идет на работу, совсем рядом тут 9-я грозненская горбольница. О ней всем в Грозном, и военным, и гражданским – все же не хотят умирать – известно, что 9-я – единственная, не прекращавшая работать ни при каких обстоятельствах. 9-я тут совсем поблизости. Медсестре осталось несколько метров…

Вот медсестра выставляет вперед ногу и ждет, не выстрелят ли? И только потом подтягивает другую, от страха согнутую в коленке. Похоже на балет, но это жизнь…

Так, «ползком», медсестра и «движется». Солдат это явно развлекает. Они матерятся еще пуще.

Медсестра на дороге совсем одна – никого, кроме тех, кто ее поджидает на бронетранспортере и уже взял на мушку, и тех, кто сзади и тоже держит палец на спусковом крючке.

Наконец надоело. На медсестру истошно орут: «Стоять!» Это солдаты сзади. И вдруг, от этого окрика, совсем неожиданно девушка становится смелой – она выпрямляет коленки и быстро и решительно уходит куда-то в сторону. Прочь. Ее провожает автоматная очередь.

Над Старопромысловским шоссе опять тишина. Потом появляется группа женщин – человек десять. Медленно и тоже наощупь они пытаются продвинуться по направлению к зданию Ленинской районной военной комендатуры – ее ворота как раз напротив моей щелочки. Это матери, жены, сестры арестованных во время ночной «зачистки» мужчин. Они идут в комендатуру узнать, какой выкуп будет назначен за их мужчин. Выкуп – обычная практика в Чечне. Надо успеть с рассветом, пока арестованных из комендатуры не увезли еще куда-то, тогда можно вообще никогда и нигде человека не найти.

–Пошли отсюда! – Матери, жены, сестры утыкаются в смачный плевок с БТРа.

– А вон те, – начинают наперебой объяснять женщины, указывая в сторону предыдущего БТРа, – сказали нам сюда идти…

– П-п-пшли отсюда! – Люди в «масках» щерятся, будто голодные волки, цедят слова сквозь зубы. – Кому сказано! П-п-пшли!

И опять мат. У женщин с ходу воспламеняется истерика.

– Дайте жить… Наших забираете… Грабите… Матерей своих вспомните…

– Поговори мне еще, сука! – вопит БТР, заводя себя матом. – Сказали же вам: уезжайте отсюда! Нечего здесь жить. Наше это.

Женщины с рыданиями отступают. Слышится:

«А куда нам уезжать?»

«Кто нас где ждет?»

Вслед группе женщин выдвигается военный – по виду офицер. Ему отдана роль «доброго следователя», появляющегося после «злых». Он о чем-то шепчется с женщинами (о выкупе), и, обнадеженные, те быстро и деловито расходятся. С офицером продолжает спорить лишь одна, но через пару минут и она уходит – компромисс, видимо, достигнут.

Этот офицер – посредник-финансист. Таких тут много. В каждой воинской части, в каждом подразделении, в каждой комендатуре. Поскольку работорговлю арестованными осуществляют везде – повсеместно, и каждый участник финансовой цепочки рассчитывает на свою долю. Этот офицер сказал каждой, какой следует принести в комендатуру выкуп, чтобы «ее» мужчину к вечеру отпустили. Обычная история: «зачистки» с целью ловли боевиков завершаются примитивным торгом: товар-деньги-товар.

Правда, касается это не всех. Потому что не все способны добыть денег – Чечня обнищала. Не все успевают к поставленному офицером сроку. И тогда следы арестованных теряются. Или посредник объявляет, что теперь речь уже идет о выкупе трупа… А труп уже стоит дороже, чем живой, – так постановлено военными, знающими, что нет для чеченца хуже муки, чем не соблюсти по правилам похоронный обряд для сына, отца, брата.

Так второе блокадное утро подходит к концу.

Единственный пациент

Наступает блокадный день. Особого разнообразия в жизнь грозненцев он не несет. Все продолжают быть запертыми не просто в городе, но и по отдельным его сек-