Вторая чеченская

– Нет, конечно, – все только начинается. Боевые действия продолжаются по всему периметру. В Грозном – боевики. В селах – тоже… А где террористы? В моей системе координат «антитеррористическая операция» может заканчиваться только тем, что заложники выходят на свободу, а террористы задержаны, наказаны или уничтожены.

– Но ведь часть заложников уже освобождена? Военные показывают их по телевизору.

– Это те, кто мог быть вызволен из неволи и без крупномасштабных боевых действий. Более того, я уверен: без войны они бы вышли из плена еще быстрее.

– Так как бы вы назвали нынешний этап войны?

– Я не знаю, потому что вообще никакого этапа не вижу. Базы террористов не уничтожены – они по-прежнему по всей территории Чечни. Объявленная партизанская война продолжается.

– Однако мирная жизнь, уверяет Кремль, кое-где в Чечне налаживается?

– Где? Покажите! У нас в Ингушетии по-прежнему более 200 тысяч беженцев! Все южные районы – здесь. Грозный – тоже. Почему люди так и идут из Чечни к нам? Почему вместо возвращения домой – новые потоки беженцев? Лично для меня это главный признак, что ситуация нестабильна.

Вспомните первую войну. Когда шли интенсивные бомбежки Самашек, Ачхой-Мартана и Грозного, в Ингушетию тоже пришли тысячи людей. Но это продолжалось совсем недолго, мы даже палатки не развертывали. И только бои прекращались – люди двигались к себе домой. Мы их не гнали – они сами так хотели, потому что тогда ощущалась хоть какая-то элементарная стабильность. Люди верили, что пусть плохо, но жить можно. Сейчас ничего этого нет, люди не надеются на лучшее – и поэтому продолжают оставаться в Ингушетии. При этом некоторые из них делали попытки вернуться, но попадали под бомбежки и «зачистки» и опять приходили к нам.

Вторая причина, почему беженцы не идут домой в Чечню, – там нет никакой реальной власти. Например, ответьте на вопрос: кто вам в Чечне гарантирует жизнь? А ведь эта главное конституционное требование человека к государству! Ответ прост: никто не гарантирует! Кто будет отвечать, если придет боевик и убьет вас? Никто. А если пожалует контрактник и ограбит? Никто. Вот почему до последнего люди намерены сидеть в Ингушетии, где есть стабильность и власть. Если у нас кого-то оскорбят или обидят, тут же работают все положенные государственные структуры – милиция, прокуратура, суд…

– Тем не менее и в лагерях беженцев на территории Ингушетии прекращена раздача горячего супа и бесплатного хлеба…

– Нам очень трудно, это правда. Хотя большинство беженцев продолжают находиться в Ингушетии, средств на их содержание мы из федерального бюджета не получаем. При этом Москва знает: наша кредиторская задолженность по беженскому содержанию – 450 миллионов! Как она образовалась? Чтобы кормить пришедших к нам голодных людей, мы в долг (а как еще могли мы поступить?) закупали продукты, пекли хлеб и т.д. Вы ведь по нескольку раз в день едите и пьете? Так и они. В результате мы – должники своим хлебозаводам, тем поварам, которые варили обеды, поставщикам продуктов. Дальше так продолжаться не могло. Если бы не помощь гуманитарных организаций, я и не знаю, что бы мы сейчас делали… Кроме того, я уверен, большинство ингушей, живших до войны в Чечне, обратно туда уже не вернутся. Останутся здесь и многие чеченцы и русские. И мы должны их обустраивать на постоянное жилье! За счет каких средств?

– Федеральный центр пока видит, как известно, лишь один выход из беженского тупика – в насильственном переселении людей обратно.

– Если человек хочет, создайте ему условия и он переедет. Это моя позиция. И главные слова здесь – создайте условия. Однако подавляющее большинство чиновников слышать о подобном повороте не желает, а силовыми методами ничего не добиться. Перед нашим, ингушским, правительством я поставил следующую задачу: выяснить реальную картину, кто же в лагерях беженцев куда хочет ехать, и доложить ее мне. Если окажется, что, например, 40 тысяч человек намерены остаться в Ингушетии на постоянное жительство, значит, у нас необходимо закладывать новые города и поселки, финансируя это из денег на восстановление Чечни после проведения «антитеррористической операции». Или, например, выяснится, что 20 тысяч решили перебраться в другие регионы России. Так вот, в зависимости от того, куда они отправятся, тот регион и должен получить под них средства, обеспечивая жильем. Это будет справедливо.

– Почему такой работой занимается не федеральное правительство, начавшее войну, результатом которой всегда бывает беженский исход, и, значит, несущее ответственность за ее последствия, – а ингушское правительство?

– Я не знаю, почему. Они не делают – и все. А для меня очень важна такая ревизия, чтобы видеть ясную картину и в зависимости от этого действовать.

– Как вам кажется, когда будет конец войне?