Вторая чеченская

– Не только его. Наша ошибка – его соратников, кто прошел с ним первую войну, – состоит в том, что мы приняли за чистую монету ту пропагандистскую уловку, которую нам бросил Кремль после Хасавюрта, – что мы победили в первую войну. Это была наша трагическая ошибка, за которую мы сейчас и расплачиваемся. И не только мы, но и весь наш народ. Дело в том, что никакой победы не было. 120 тысяч погибли… Разрушена вся инфраструктура, стерты с лица земли села и города… А мы праздновали победу. Награды присваивали, звания. Если бы мы с того дня стали предъявлять счет как жертвы антинародной войны, может быть, второй войны вообще бы не случилось. Но мы не сделали этого, и на победной волне наломали столько дров… Сравнить можно только с детским садом. Российские спецслужбы нас развели и привели к национальной трагедии. При любом исходе чеченцы – жертвы войны.

– Ну, жертв уже слишком много. Со всех сторон. Как лично вас изменила вторая чеченская война?

– Ничего не могу сказать, кроме одного: к осознанию многого я пришел только в ходе второй войны. И к

тому, что мы были наивны и поверили, что это так просто может закончиться, как Хасавюрт.

– Вы стоите по-прежнему на позициях суверенитета для Чечни?

– Если есть какая-либо другая форма, которая будет гарантировать безопасность чеченскому народу, мы готовы ее принять. Но не с этим руководством – не с Путиным об этом говорить.

– По всей видимости, разговор состоится не скоро – Путин рассчитывает на второй срок.

– Это проблема России.

– Проблема России – проблема Чечни…

– Безусловно. Но дело в том, что от чеченцев сейчас зависит очень мало. Нам осталось только продолжать сопротивление. Ничего другого. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я комплексую, потому что говорить о сопротивлении здесь, сидя в холле отеля очень далеко от Чечни, не в моей натуре. Я всегда был в процессе, в гуще событий. А сейчас, волей судьбы, – здесь. Но уже очень многие чеченцы осознали, что другого выбора, кроме как продолжать сопротивление, независимо от меня, Масхадова, Басаева, – у них нет. Это осознало, прежде всего, молодое поколение.

– Но вот, представим, Масхадова Путин приглашает в Кремль, на переговоры. И что? Он откажется?

– Да, теперь уже не поедет. Во-первых, нет гарантий безопасности.

– Хорошо. Встреча – в «Шереметьево», как у вас с Казанцевым?…

– В «Шереметьево» – тоже. Не из-за страха. Масхадов просто не имеет права на ошибку.

– Ладно, вам звонит Казанцев и говорит: «Давайте встретимся вновь».

– Я тоже скажу: «Нет». Опять – под какую-то политическую конъюнктуру играть? Или Буш приезжает… Или еще что-нибудь… Нет.

– А вам лично война не надоела?

– А у меня есть выбор?

– Как вы представляете свое возвращение в Чечню?

– Это – личный вопрос. Я не могу объяснить… Но на белом коне.

– Где Масхадов предполагает жить после войны?

– В Чечне. Я ни на минуту не сомневаюсь в этом. И я нахожусь не в Чечне только потому, что мне сегодня поручено представлять Масхадова в Европе и международных институтах. Я из Чечни не вышел – меня оттуда вынесли, раненого. И я вернусь. Ради этого и живу.

– Кому, как вам кажется, в Чечне будут ставить памятники после второй чеченской войны?

– Никому. Героев в этой войне уже не будет. Как и победителей. Нация полностью унижена, оскорблена. Герои до этого свой народ не доводят.

Послесловие

Люди звонят в редакцию, люди пишут письма и очень часто спрашивают одно и то же: «А зачем вы все это пишете? Зачем нас пугаете? Зачем это нам?»

Уверена, так надо. По одной простой причине: мы – современники этой войны, и все равно нам отвечать за нее… И тогда не отговоришься классическим советским: мол, не был, не состоял, не участвовал…

Так знайте же. И вы будете свободны от цинизма.

И от расизма, в вязкий омут которого все более скатывается наше общество.

И от скоропалительных и страшных личных решений – о том, кто есть кто на Кавказе, и есть ли там сегодня вообще герои…

Приложение Что такое Чечня? Кто такие чеченцы? Сколько было российско-чеченских войн? Кто за что воевал и воюет?