Вторая древнейшая. Беседы о журналистике

— Вспомните, если сможете, добрых людей, которые попадались вам в жизни, а потом и тех, кого лучше бы не вспоминать.

Тут уж собеседник посмотрит в окно, и вздохнет, и закурит, и сделает долгую паузу, и, я убежден, начнет говорить, и все необходимые журналисту биографические сведения окажутся в его рассказе:

— Был у нас дед в деревне, до самой смерти в лаптях проходил, хотя вокруг уже на каблуках топали, но он из принципа: мол, город городом, а деревня чтоб чистая была, незагрязненная. Так вот однажды, а я ведь не городской, всего двенадцать лет как из села уехал, случилось мне вернуться в мою Березовку, в мой Ярцевский район, и около сельпо встречаю деда Алешу, его до восьмидесяти лет, до самой смерти так и звали Алешей…

Все, что относится к биографии человека, я никогда не собираю «от рождения», только «рваным методом». А потом, если возникнет надобность, всегда можно соединить; правда, надобности такой почти не бывает, потому что читателю скучно иметь дело с биографией «сложенной», он предпочитает такую, как она рассказывается «живьем».

— Вам приходилось кого-нибудь спасать? Спасал ли кто-нибудь вас от чего-то? Если вам снятся сны, какие преимущественно? Или, по крайней мере, несколько раз повторявшиеся? А почему, не задумывались?

Ответ на любой из этих вопросов непременно потянет за собой сумму биографических данных. Или вот еще пример «не лобового» разговора с собеседником. Положим, вам нужно получить сведения о профессиональных заботах человека. Можно спросить:

— Расскажите, пожалуйста, как вы работаете.

— А как работаю? Да ничего, — в девяносто девяти случаях из ста ответит собеседник. — Нормально. План на сто три даю, с качеством не жалуются, заработок — сто восемьдесят без вычетов.

И все. Ни одной живой детали, ни мысли, ни чувств, и что дальше делать журналисту — неизвест-но, хоть заново повторяй вопрос. Но можно и так:

— Давайте вместе сосчитаем, сколько шагов вы делаете за рабочую смену?

— А зачем?

— Да, говорят, чем больше шагов мы делаем, тем лучше сердце работает!

Одним словом, считаем. И здесь будет все: куда шаги, зачем, и хорошо ли это, плохо ли, и как отражается на выработке, и не горит ли из-за шагов качество, и стоит ли количество шагов еще увеличивать или сокращать, и как зависит от них зарплата — вся картина профессиональной деятельности собеседника налицо, а журналист уже не может его остановить.

Еще пример. Положим, нужно выяснить бюджет собеседника, его материальное положение. Так и можно задать вопрос: «Расскажите, пожалуйста, о своем материальном положении».

Кто попробует из читателей мысленно ответить на него, тот поймет, как сворачивает скулы от нашей журналистской прямолинейности.

В очерке «Студент»[46] я обнажил прием, которым, кстати, пользуюсь довольно часто: в двадцать пять конвертов я мысленно вкладываю по десять тысяч рублей новенькими купюрами, раздаю конверты двадцати пяти студентам одной группы и говорю, словно я Крез: «Тратьте!» Игра игрой, но, помню, лишь двоим удалось мгновенно разделаться со всей суммой сразу, и то потому, что эта пара догадалась купить автомашины, хотя, мне кажется, студентам больше подошел бы мотоцикл. Остальные моты и транжиры, не использовав и половины денег, подняли руки вверх.

Вот как распорядился десятью тысячами мой главный герой. Ни секунды не медля, он сказал: «Во-первых, я всем объявлю, что у меня есть шальные деньги!» Это значит, весь курс имел шанс быть приглашенным Лебедевым в ресторан. Затем он купил ма-тери стиральную машину с центрифугой, отцу — «что он пожелает», а себе — книги. Добавлю от себя, чтобы особенно много не перечислять, что по ходу дела, тратя мифические деньги, мой герой полностью и без всякого принуждения «раскрыл» передо мною свой гардероб. Это дало мне возможность на-писать потом в очерке, что, прожив в Горьком около месяца, я видел Лебедева в одном и том же костюме, в котором он ходил на занятия, валялся на диване, если не замечала мать, и пошел бы в ресторан на банкет. Что у него еще было одно пальто цвета маренго, по поводу которого одна весьма заинтересованная студентка сказала, что оно «ужасное», пара свитеров и, наконец, ботинки сорок пятого размера, про которые, очевидно, и поется в студенческой песне: «Мне до самой смерти хватит пары башмаков».

Но главное, что дал этот прием, — вывод, который я мог сделать с предельной четкостью, суммируя все «траты»: мои студенты — народ не меркантильный, но в то же время с явно заниженными потребностями. Я уж не говорю о том, что кроме гардероба и Лебедев, и его товарищи раскрывали передо мной свои характеры, свое отношение к «презренному металлу», свои жизненные планы и надежды. Множество живых человеческих деталей и подробностей, указанных мною в процессе игры, нашли потом отражение в очерке. Потому и называю я вопросы типа только что продемонстрированного вопросами-«кладами».