Я бы рад, но сил нет. Двигаюсь как улитка в замедленной съёмке. Меня накачали какой-то дрянью, чтобы не мог обернуться волком. Видимо, от этого препарата я чувствую постоянную слабость.
Мне на руки цепляют браслеты и ведут по длинному коридору подземелья. Куда? Зачем? Хрен его знает. Здесь никто ничего мне не объясняет — информационный вакуум, сука. А всё потому, что я сижу в этой проклятой одиночке.
Но прежде, чем попасть в отдельные «апартаменты», я несколько дней проживал в самой обычной общей камере. Я зверь коммуникабельный — быстро нашёл общий язык с оборотнем, который держит связь между «хатами», и выяснил кое-что интересное.
Оказывается, Давид Олегович — папка гуся-Вовы, и оболгал он меня по просьбе сына. По крайней мере, так психиатр рассказал одному из своих сокамерников. Узнать больше я не успел — переехал в одиночку.
Меня подводят к двери и опять ставят мордой к стене. Мелькает надежда, что переведут в общую камеру, но нет. Через пару мгновений я оказываюсь в комнате, где никого нет. В интерьере сплошной минимализм: крашеные в зелёный цвет стены, загаженная мухами лампочка под потолком, стол и пара стульев. Из коридора звучит команда «Сидеть, Торадзе!», и я как самый послушный в мире пёсик плюхаюсь на стул.
— Воды дайте! — сиплю громко.
— Не положено!
Не сомневался, ёлки… Живодёры.
— Привет, милый, — звучит елейный голосок у меня за спиной.
От этого голоса меня словно током пробивает. Больно, неприятно, мерзко.
— Соскучилась? — рычу сдавленно.
— О-очень! — хохочет.
В мутной башке ни одной светлой мысли. Я понятия не имею, на хрена она пришла, но как пришла, так и уйдёт. Мне с ней говорить не о чем.
— Начальник! Уведите меня в камеру! — требую.
Уж лучше в темноте с крысами, чем при свете с ней.
— Не положено в камеру! Свидание — тридцать минут! — орут из коридора.
Что, мать их, за принуждение?! Мне это свидание не брякало!
— И не надейся, Раж, — волчица устраивается на стуле напротив, — ты от меня так быстро не отделаешься.
— Чо надо? — смотрю на Жанну и мечтаю ослепнуть.
— Поговорить, — она картинно дует губки. — Как у тебя дела? Как сидится?
— Отлично всё, — бросаю холодно.
— По тебе не скажешь, — бывшая пара окидывает меня взглядом. — Похудел, осунулся и морщин прибавилось. Выглядишь лет на пятьдесят.
— Ты мне купон в салон красоты втюхать собралась или что? — хмыкаю.
— Нет, конечно, — улыбается. — Я пришла сообщить тебе хорошую новость.
— Сообщай.
— Самвэлл узнал, что ты попал в беду, и решил тебе помочь. — Волчица клацает красными коготками по старой столешнице. — Завтра вечером ты выйдешь отсюда.
Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я никогда не поверю, что альфа подсуетился, чтобы освободить меня. Тут точно есть подвох.
— Ля-я! Дружище Самвэлл спешит на помощь! — язвлю. — И что я должен ему за такой крутой подарок?
— Бой в Круге, — огорошивает меня бывшая.
— Чо? — выгнув бровь, смотрю на неё. — Какой бой в Круге? С кем?
— Завтра ночью, ты и альфа.
— Самвэлл хочет поскорее сдохнуть? — скалюсь, вспоминая, как однажды уже навалял этому псу. — Без проблем! Я устрою.
— Нет, Раж, не устроишь. Завтра у всех на глазах ты позволишь Самвэллу убить тебя. — Жанна говорит это абсолютно серьёзно.
Ни хрена себе заявочка! И, судя по всему, я не могу отказаться. Осталось выяснить — почему не могу?
— Интересное предложение… — вздыхаю наигранно. — Но что если я пошлю вас всех на хрен? Отсижу своё и выйду.
— Это не предложение, Раждэн. Ты не можешь отказаться, — уверенно выдаёт волчица и достаёт из сумочки смартфон.
Тапает пальчиком по экрану и кладёт девайс на стол. Там видос какой-то. Кино смотреть будем.
Голос мамы Гулико заставляет вздрогнуть, и я впиваюсь взглядом в экран телефона. Смотрю, слушаю и не верю. Не хочу верить. Моя мать у них. Заплаканная, с растрепанной прической, умоляет меня простить её за всё.
Тогда в баре я не обратил внимания на слова Сурена. Думал, бета на понт меня взять хочет, а он не блефовал. Этот волк знал, что говорил. Он тогда почти прямо сказал, что им нужна не Даря, а мама Гулико. Только я этого не понял.
— Сука! Убью!
Подскакиваю со стула, пинаю стол. Смартфон Жанны падает на пол, а она молнией оказывается у дальней стены. Мне пофиг, что я в наручниках и не могу обратиться. Я эту дрянь человеческими зубами загрызу!
Но в дверь залетает охранник. Бодрый здоровяк быстро и чётко гасит мой агрессивный порыв шокером. Не электрическим — магическим. Эта хрень бьёт крайне больно и эффективно. Я вою от адских ощущений и падаю на колени. Подняться не могу, да и надзиратель не даст.
— Вы в порядке? — спрашивает он Жанну.
— Д-да, всё… хорошо… — Она клацает зубами от испуга, но делает вид, что в порядке.
— Торадзе, на выход на! — быковато рявкает охранник и дёргает меня за плечо, чтобы поднимался.