Вторая капля

Все было как в тумане: какие-то люди, все бежали, старые дворы, слезы матери и страх в глазах отца, его пугающий, дрожащий голос. Он говорил бежать, и Анет бежала и не оглядывалась, как велел отец. Когда она остановилась, вокруг никого не было, только тяжелый рюкзак больно давил на плечи, кажется, она плакала. Потом полиция, они разводили руками и говорили что-то про Систему, даже не забрали ее в приют. Только теперь она понимала: ее стерли. Ее имя, дату рождения, номер шкафчика в раздевалке– все только в ее памяти, и немного в письме, которое Анет ненавидела перечитывать, но бережно хранила, вместе с маленьким рюкзаком, так больно давившим на плечи.

«Король и глава преступного мира. Я – тот, который воняет. Вождь тех, кто питается отбросами, и живу там, где меня не хотят видеть…» – прочитала она.

« И вправду, как иронично,– подумала девочка и принюхалась, – воняет» . Ей вдруг стало так мерзко от самой себя, от подушек, от одежды не по размеру, от злости и безжалостности взгляда, с которым она смотрела на Пита, от глупых пафосных слов, будто она и вправду что-то значит в этом мире. А что может значить двенадцатилетняя девочка– беспризорник, которой даже нет, с образованием в два неоконченных класса, едва умеющая считать и чудом научившаяся читать.

Легкая, почти истерическая усмешка мелькнула на лице Анет.

Она закрыла книгу и выключила фонарь, в прочем, уже начинало светать.

Глава 11

Декабрь только начинался. Внезапный снег обрушился на город, засоряя воздух белоснежным ледяным туманом. Мелкие водянистые осколки исчезали, едва успев коснуться горячего асфальта. Ничего не было видно из-за снежной ширмы. Машины, не успевшие еще переобуться, жадно сгребали дворниками вездесущую белизну, превращая ее в тающую кашу, и бесконечно сигналили, по поводу и без повода, теряясь из-за неготовности к зиме.Некоторые даже глохли прямо посреди дороги, у кого-то спускали колеса, сонные водители врезались друг в друга, в ограждения, один умник даже въехал в светофор, не вписавшись в порот на перекрестке.

Темные тонкие волосы, мокрые и заледенелые, касались красной от воды и холода кожи. Лиззи в сотый раз смахивала их рукой, пробиваясь сквозь ветер и людей, которых становилось все больше. Она шла почти на ощупь, глядя себе под ноги, чтобы спастись от снежного безумия.

Девушка свернула на центральную улицу и уперлась в толпу. Лизи обнаружила вокруг себя только полчища людей, все шептались : « Смотри!», «Жесть!», « Что за хрень?!» . Она лишь безуспешно толкала людей, словно ребенок, выглядывая и пытаясь рассмотреть что-то, о чем все говорили. Как вдруг она замерла, рот приоткрылся от странно трепета, а сердце забилось до безумия быстро. Страх, восторг, счастье, эйфория, безумие, глупость. Лизи не могла понять, что чувствует, да и не пыталась, эмоция захватила ее целиком.

На огромной стене, на высоте больше пяти этажей, поверх окон, рекламных баннеров и светодиодов расправил свои голубые крылья бабочка. Гигантское граффити было видно даже сквозь метель. Сияющий синий будто светился, а едкая кислотно– желтая надпись с болью впивалась в глаза и в ума людей:

« А ЕЙ НЕ НУЖНЫ ФОРМУЛЫ! »

Коил пил кофе и смотрел в окно, на тонущий в снежном потоке Глемпт. Так проходил его обеденный перерыв уже почти неделю. Даже сейчас телефон разрывался от звонков,каждый хотел застраховать все, что можно. Работа, работа, работа. А после сразу в штаб. Там работы было еще больше. Он отвечал за контакт с авторами, проще говоря, общался с Кетрин, отбирал лучшие ее лозунги и отправлял дальше, где их либо одобряли, либо отсеивали. Дальше, если повезёт, они попадали на листовки. Эти клочки бумаги распространялись всюду, в кафе, в офисе, в метро и на улице. Цветные буклеты разлетались за секунды, нельзя было найти человека, которому в руки хоть раз не попадали многочисленные экземпляры.

« Бабочка», теперь при это не просто насекомое, она стала символом свободы выбора, свободы мысли, свободы от Системы. Все больше людей отказывались пользоваться формулами, кто-то выступал открыто, кто-то скрывал это, как болезнь.

Голубые и синие крылья заполонили мир, полиция не успевала гонять граффитистов и уничтожать продукты их творчества.

Конечно, все не могло быть так гладко…

– Коил, я думаю, у нас с тобой какое-то взаимопонимание…

– О чем Вы, Честер Лиливайт?

– Ты знаешь о чем.

Босс медленно достал из ящика листовку и положил её на стол перед Коилом.

– До меня дошли слухи, что ты занимаешься распространением агитационных материалов,– Коил хотел возразить,но его перебили.– Ты как умный человек должен понимать, что это все не приведет ни к чему хорошему. Без Системы, которую Вы так яростно критикуете, наступит хаос. Только представь, что будет, если люди перестанут пользоваться формулами: бесконечные браки несовместимых людей, врачи, ученые, работяги без склонности к профессии. Еще, не приведи Система, выборы правительства, где каждый необразованный, не смыслящий и несведущий в политике и экономике получит право голоса. Так и до анархии недалеко.