Вторая любовь всей моей жизни

Он поспешно вышел, закрыв за собой дверь и оставив меня в одиночестве.

Едва держась на ногах, я опустилась на стул у обеденного стола. Меня мучили сомнения. Я не могла понять влечения, которое испытывала к Роберту. Казалось бы, он чувствовал то же самое, но каким же виноватым он выглядел, поцеловав меня. Это из-за Лукаса? Он считает, что для этого слишком рано? Хуже всего то, что мне было хорошо. Мне так не хватало поцелуев. А целоваться с Робертом было приятно.

Нужно было дать волю своим противоречивым чувствам: они словно давили изнутри, и под их тяжестью сердце начало сжиматься, отчего было трудно дышать.

Я поднялась наверх в мастерскую за альбомом для рисования, затем села на кровати в спальне, скрестив ноги и положив перед собой альбом. Я взяла в руку карандаш и почувствовала легкую дрожь, охватившую ее, стоило лишь пальцам сомкнуться. В груди ощутимо заныло. Я провела карандашом по бумаге, начиная штриховку. Приходилось прикладывать усилия, чтобы сосредоточиться: мой взгляд то и дело затуманивался слезами. Я яростно надавливала на бумагу, проводя и растирая темные линии. Вскоре возникли очертания глаз. Все мое замешательство передалось бумаге – она почти рвалась под моими пальцами.

Я шумно выдохнула и в изнеможении отбросила карандаш. С листа на меня глядели почти полностью прорисованные глаза.

Глаза Роберта.

Что же он со мной делает?

И все же я не могла отрицать, насколько приятно что-то нарисовать. На ум пришли слова хозяйки галереи, которые мне передал Роберт, о том, что мне следует прислушиваться к своим чувствам. Разумеется, он рассказал ей о том, что я потеряла Лукаса. Но как я могла передать все свои чувства на бумаге? Это казалось невозможным, хотя даже рисование глаз Роберта придало мне сил. Он сам придал мне сил. Он говорил, что я должна преодолеть страх и вернуться к живописи, и в глубине души я понимала, что он прав. Мне хотелось этого. На самом деле хотелось.

Но как же это сделать?

Следующим утром я чуть не поддалась искушению проигнорировать звенящий рядом телефон. Номер оказался незнакомым, и сердце сразу же тревожно забилось. Меня все еще преследовал страх получить плохие новости. Однако, когда я узнала, что мне звонит Хэзер из картинной галереи в Плимуте, сердцебиение участилось уже по другой причине.

– Роуз, я решила позвонить вам, потому что в июне один мой друг собирается устроить пленэр в горах в Шотландии. Сам он невероятно талантлив, и с ним будет группа одаренных художников. Думаю, вам бы очень пошло пользу участие в таком событии. Ваш… друг… – кажется, его зовут Роберт? – заходил в мою галерею и показал мне ваши работы. Я считаю, у вас есть большой потенциал и там вы сможете создать нечто прекрасное. У Дэна большой опыт в том, чтобы научить художников вкладывать эмоции в свои работы. Вы вряд ли сможете не проникнуться вдохновением этих людей и природы вокруг.

Она сказала, что пленэр организовывает Дэниэл Смит, английский художник, чьими работами я восхищалась многие годы. У меня в гостиной даже висела репродукция одной из них – портрет женщины, лежащей на диване. Даже сквозь полотно чувствовалась любовь, которую он испытывал к натурщице.

Я не могла поверить, что мне предложили не только встретиться с ним, но и взять у него урок.

– Конечно, он очень разборчив в отношении участников его пленэров, но моему суждению доверяет и, уверена, с радостью примет вас. Что скажете? – У Хэзер была такая бойкая манера речи, что было ясно – эта женщина получает от жизни все, что захочет. Я почувствовала некое благоговение перед ней.

– Могу я… подумать над этим предложением?

– В группу уже набрано максимальное количество участников, какое обычно позволяет Дэн, поэтому мне понадобится еще какое-то время, чтобы убедить его разрешить вам участвовать. Так что не затягивайте. Это реальный шанс.

Ее слова, словно эхо, повторяли сказанное Робертом. Однако я продолжала лежать в постели еще долго после того, как она повесила трубку, раздумывая над тем, готова ли я воспользоваться шансом.

Весь день я не могла отделаться от мыслей о Роберте и своем искусстве. Я едва дождалась времени, когда нужно собираться на работу, чтобы отвлечься от этого. Но, увидев Эмму, я не смогла сдержаться, потащила ее на улицу и выложила все.

– Подробности! – потребовала она, потряхивая бутылочкой кетчупа.

Я оглянулась, чтобы убедиться, что нас некому подслушивать.

– Я… в общем, Роберт, он… мы…

– Вы переспали? – взвизгнула она с такой силой, что взбодрила бы всех собак в округе.

– Нет, конечно, но… он поцеловал меня, – прошипела я и сразу же закусила губу. – Он попросил прощения, а я велела ему уйти. А теперь не знаю, что и думать и как себя вести, – скороговоркой выпалила я.

Она на мгновение внимательно взглянула на меня.

– Так, а позволь-ка узнать, тебе понравился поцелуй?

Закрыв глаза, я вновь ощутила прикосновение губ Роберта. Я могла поклясться, что мои губы все еще горели после этого.

– Да, но…

– Что – «но»? Вы поцеловались, и что с того?

– Но я о нем с тех пор не слышала и его не видела.