Эмбер наблюдала за праздно жужжащими пчелами, рядом села колибри — до нее можно было дотронуться рукой — и унеслась прочь. Над головой в солнечном небе парили чайки. Эмбер чувствовала, как мир вокруг нее расширяется, становится больше, эластично растягивается, и все только для того, чтобы сжаться обратно, при резком звуке женских шагов, вонзившемся в ее сознание.
Нет, не та сучка.
Облегчение отозвалось в теле Эмбер почти физической болью. Онемевшая, она медленно, неловко опустилась обратно в свое кресло.
Проходившая мимо женщина оказалась удивительно красивой, с высокими скулами и волосами цвета норки до плеч. Тонкая, как фотомодель, отлично накрашена, в дорогом бирюзовом пальто, в туфлях на высоких каблуках в тон, с бирюзовой сумочкой из кожи ящерицы в руке. Золото и бриллианты сияли в ушах, на запястьях, на пальцах, и казалось, что она двигается в невидимом облаке дорогих духов.
У Эмбер немедленно возникла мысль:
Девушка подалась вперед, убрала в сторону свисающую бахрому зонта и увидела, как женщина остановилась, отодвинула в сторону камень в стене и выудила из отверстия связку ключей. Потом, поставив камень на место, она скрылась под нависающей крышей соседнего коттеджа.
Соседнего коттеджа…
Понимание того, кто эта женщина, ножом вонзилось в сердце Эмбер.
Эмбер вдруг ощутила, что задыхается, словно сам воздух таинственным образом испарился. Девушка задышала чаще, хватая ртом большие глотки, но воздух отказывался поступать в ее легкие. Ее грудь, удерживаемая обтягивающим красным топом, поднималась и опадала конвульсивным движением. Ее мир затопили боль и ярость в одинаковой пропорции, превращая жизнь в агонию.
Она моргнула, услышав, как открывается дверь коттеджа и звучит знакомый голос:
— Эй! — Эмбер отпрянула и сложилась почти пополам, словно ей нанесли смертельную рану кинжалом. — Детка, ты опоздала… Господи, дорогая, ты заставила меня волноваться…
— Волновался? Ты? Ах, любимый! — рассыпался звонкий смех, явно оборванный поцелуем.
Любимый?..
Слеза застилали глаза Эмбер, она задыхалась, как астматик.
Хлопнула, закрываясь, дверь соседнего коттеджа. Эмбер не могла больше скрывать мучившую ее жестокую боль. Она заполняла все ее существо, словно коварный ядовитый газ. Сотрясаясь от беззвучных рыданий, она уронила голову на руки, зарываясь лицом в рукава джинсовой куртки. Подружка Кристоса рыдала молча, но это не уменьшало силы рыданий.
Боль жгла ее огнем.
Ложь!
И сколько еще неправды скрывается здесь, просто ожидая своего часа выйти наружу? Сколько еще он специально скрывает от нее? А, может быть, именно в это мгновение он плетет заговор, собираясь скрыть от нее все?
Как часто повторял Кристос эти слова, а сам намеревался сыграть соло?
Господи, да он же должен считать ее дурой! Настоящим слабым игроком.
Она дрожала, ее сотрясали спазмы, словно сама земля сбилась с курса и содрогается от тектонических разломов. И среди этого кошмара Эмбер вполне могла представить, что происходит за соседней дверью. Они срывают друг с друга одежду, обнаженные борются!..
На нее накатила волна тошноты, а за ней навалилась ослепляющая ярость, грозящая поглотить ее.
Боже мой, они занимаются этим прямо сейчас, за соседней дверью! А когда наступит день расплаты, Кристос и не подумает делиться с ней пятьдесят на пятьдесят, как они договорились.
Нет уж, мистер. Он планирует оторваться, просто взять и сбросить Эмбер со счетов.
Чтобы это понять, не за чем быть Эйнштейном.
Кристос, он дерьмо, ладно.
Настоящее дерьмо, самой высшей пробы!
Слезы у Эмбер кончились, но она все еще всхлипывала. Наконец рыдания стихли, дыхание выровнялось, и она подняла голову. Ее глаза покраснели, под ними проступили синяки, в них поселилась
Лицо Эмбер посуровело, она провела пальцами по своим длинным волосам, заводя их шелковистые черные пряди за уши.
Стоило ей только подумать о нем, и ее гнев разгорелся с новой силой.