Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

А. Орлов в книге «За кулисами второго фронта»²¹ задаётся вопросом: «Что позволило Гитлеру чуть ли не пять лет (сентябрь 1939 г. – июнь 1944 г.) успешно избегать войны на два фронта? Почему второй фронт был открыт только на пятый год войны?»²². Автору конечно известно про высадку союзников в Италии в 1943 году, боевые действия в Северной Африке в 1942 году, на Тихом океане в 1941 году, в Западной Европе в 1940 году и про то, что Англия и Франция объявили войну Гитлеру 3 сентября 1939 года – через два дня после того, как он атаковал Польшу. Но для него это малозначительные эпизоды:«… Понятие – второй фронт – подразумевало боевые действия вооружённых сил США и Англии в Западной Европе (и в 1944 году – Ю.Ц.), да, именно в Западной, ибо только сокрушительный одновременный натиск на Германию с востока и запада, с территорий, непосредственно выводящих армии государств антигитлеровской коалиции к границам самой Германии и к столице третьего рейха позволял союзникам взять цитадель фашистского блока в мощные тиски. Только такие условия обеспечивали победу над гитлеровским рейхом и во всей Второй мировой войне»²³.

Во-первых, территорией, непосредственно выводящей к границам Рейха, была не только Франция, но и Италия. Во-вторых наличие нескольких фронтов, безотносительно к тому, где они расположены, вынуждало немцев распылять силы, не давало собрать их в единый кулак на восточном направлении. Что касается Японии, то для неё альтернативой Пирл-Харбору был советский Дальний Восток, но японский удар пришёлся по США. Иначе на два фронта воевал бы не Гитлер, а Сталин.

Всё это довольно очевидно, но у Орлова сверхзадача – ещё раз подтвердить советский тезис о том, что СССР взял на себя не просто наибольшую часть задачи по разгрому Гитлера, но что значение участия союзников крайне мало, и они до последнего уклонялись от решительных действий.

А вообще-то какой фронт второй, а какой первый? На момент объявления Англией и Францией войны Гитлеру СССР и Германия были связаны договором о ненападении. Через 25 дней они подписали договор о дружбе, то есть стали союзниками. СССР поставлял Германии стратегическое сырьё – мессершмитты, утюжившие Британские острова, работали на топливе, изготовленном из бакинской нефти. Два диктатора договорились о сферах влияния в Европе, приступили к разделу и, конечно, перегрызлись.

Тут мы подходим к ещё одной сверхзадаче Орлова – убедить читателя в том, что у СССР будто бы не было агрессивных намерений: «…C середины 30-х годов сталинское руководство предпочитало во внешней политике уже не идеи Коминтерна, а национальные интересы советского государства. Ведущую роль приобретала геополитика, а не идеология. Произошло можно сказать прощание “Славянки” с “Варшавянкой”. Советскому Союзу нужен был мир»²⁴.

Каламбур про песенки эффектный, но декларация в целом не подтверждена никакими фактами. Из чего следует, что Сталин отказался от мировой революции – из лозунга «Социализм в отдельно взятой стране»? Так тут противоречия нет – сначала в одной стране, потом повсеместно. Что же касается «национальных интересов советского государства», то это вообще некорректная постановка вопроса, таковых у СССР просто не было, это государство не ставило перед собой задачу обслуживать интересы нации.

Тон книги Роберта Иванова «Сталин и союзники: 1941–1945 гг.»²⁵ задает эпиграф – цитата из Сталина: «Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории развеет её!» Книга откровенно реваншистская – автор ставит задачу перечеркнуть выводы, сделанные исторической наукой 1990-х. Это своё стремление он оправдывает так: «В канун 50-летия Победы на Западе резко усилилась фальсификация истории и итогов войны. К сожалению в этой кампании активно участвуют и отдельные отечественные историки»²⁶. «Многие историки, писатели, публицисты специализируются сейчас на беспредельном очернительстве всего, что было в истории нашей страны после 1917 г.»²⁷

Иванов стремится выглядеть объективным, неоднократно повторяет, что Сталин допускал «серьёзные ошибки». Однако автор «объективен» настолько, что готов уравнять чёрта с младенцем: «Сталин, с одной стороны, Рузвельт и Черчилль – с другой представляли различные, противоположные по своему социально-экономическому и общественно-политическому содержанию системы… каждая из них имела свои плюсы и минусы… Император России Александр I ни в коей мере не был образцовым демократом, не блистал он и какими-либо другими добродетелями. И тем не менее, его имя вписано в историю как освободителя Европы от ига Наполеона».²⁸ Это попытка провести аналогию с «освободителем Европы» Сталиным, который тоже не был «образцовым демократом».