Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

В потенциальной власти «пятой колонны» над миллионами одураченных – главный козырь красного фашизма.

Фашизм национал-социалистический и фашизм коммунистический действительно едины в своих основных качествах:

1. Личность с победой фашизма растворяется в коллективе нивелированных и бесправных;

2. Выдвинувший и осуществляющий фашистскую идею «фюрер» или «вождь» возводит себя в ранг божества и, подобно ненасытному Ваалу требует все новых жертв: крови и душ;

3. Мания величия (господствующая раса, класс-гегемон) и мания преследования (мировой иудей, классовый враг и капиталистическое окружение) – «дух» фашистского «рая»;

4. В отличие от деспотий, встречавшихся и ранее, деспотия нового типа не удовлетворяется внешним послушанием: она распространяется и на личную жизнь. Поступать согласно голосу совести – величайшее преступление в фашистском государстве;

5. Фашизм разжигает мировую войну, ибо мания величия и мания преследования требуют этого. Пока фашизм существует, войны не прекратятся. Но при неблагоприятном для фашизма соотношении сил на мировой арене он довольствуется «малой войной» – подрывной деятельностью в зарубежных странах, временно отсрочив «последний и решительный бой».

Назвав современный коммунизм тем, чем он является – фашизмом, мы срываем с него маску и тем самым лишаем его важнейшего оружия.

Гнилостная язва фашизма сулит человечеству вырождение и смерть. Где же всё-таки фактор, обеспечивающий влияние идей Маркса, Гитлера, Ленина и Сталина на массы? Этот фактор заключается в сочетании социальной зависти людей и их необузданного эгоизма, не различающего добро и зло, поклоняющегося одной корыстной пользе. Только солидарность в добре – искреннее сотрудничество миллионов свободных личностей – может быть преградой фашизму. Величайшее преступление Маркса, а за ним вождей нацизма и коммунизма, состоит в том, что они, играя на инстинктивной тяге человека к солидарности, заманили его на путь коллективного служения злу. Спасительная солидарность в добре была подменена тем, что ещё хуже, чем эгоизм – солидарностью во зле.

Актуальна не только проблема атомной бомбы. Для дальнейшего существования человечества требуется как безопасность от атомного оружия, так и излечение от язвы фашизма.

«Дело Бергера» Ю. Марголин

Открытое письмо, 1946 год

«Посев», 2005, № 5

1.

С осени 1939 до лета 1946 года я жил в Советском Союзе.

Первый год – на территории оккупированной Польши. Там я был свидетелем процесса советизации завоеванной страны. Я видел, как делается «плебисцит», как население приводится в состояние «энтузиазма» и «советского патриотизма».

Следующие пять лет я провел на советской каторге, в так называемых «исправительно-трудовых лагерях». Там я понял секрет устойчивости и силы советского строя.

Последний год как уже вольный и легализованный советский гражданин я провел в маленьком городке Алтайского края, принимая участие в серой, повседневной трудовой жизни советских людей.

Думаю, что я имею право говорить и судить об этой стране. Толстой сказал, что «никто не знает, что такое государство, кто не сидел в тюрьме». Этот анархистский афоризм, во всяком случае, справедлив по отношению к Советскому Союзу.

До осени 1939 года я занимал по отношению к СССР позицию «благожелательного нейтралитета». Это характерная позиция прогрессивной и радикальной европейской интеллигенции.

Конечно, – говоришь себе, – для нас в Европе такой строй не годится. Но все же это строй, который, видимо, соответствует желаниям русского народа. Их дело, их добрая воля. Для нас, европейцев, он имеет значение великого социального эксперимента, и мы все можем научиться в Советском Союзе многим важным и нужным для нас вещам. Например, способ решения национального вопроса, планирование хозяйства, новая роль женщины. Пусть живут, пусть работают на здоровье. Пожелаем им успеха.

Это была моя позиция до 1939 года. Читая предвоенную эмигрантскую русскую прессу, я не мог отделаться от неприятного чувства и благословлял судьбу, что я свободен от узости взглядов и мелочных придирок – и могу относиться к советской действительности с должным объективизмом. Резкие антисоветские выступления вызывали во мне брезгливость как «реакционные». В моей книге «Идея Сионизма», вышедшей перед войной, нет и следа враждебности к Советскому Союзу.

Прожитые тяжелые годы не отразились на объективизме моей мысли. Я перестал бы быть самим собой в случае утраты способности спокойно и всесторонне анализировать факты, учитывая все «про» и «контра». Бесполезно говорить мне о достижениях и заслугах Советского Союза. Я знаю всё, что может быть сказано в его пользу.