Вторая мировая. Перезагрузка

И так далее. Картина полного хаоса, абсурда, суеты, беспомощности правительств, пока война не примет, наконец, характер Большой, Народной войны, нарисована Черчиллем вполне колоритно. Особенно эта жажда — наверное, всех администраций мира, — нахватать как можно больше поручений и функций. И особенно желательно, чтобы эти поручения были взаимоисключающими, чтобы было легче объяснить повсеместные провалы.

И поскольку с самого начала главы декларировалось некое сходство Черчилля и Льва Толстого — оцените тогда еще и этот фрагмент.

«Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на 136 подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то рассказывал, как он сжег свой дом и писал прокламацию французам, торжественно упрекавшую их в разорении его детского приюта, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то собирал народ на Три Горы, чтоб драться с французами, то чтоб отделаться от этого народа отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по-французски стихи о своем участии в этом деле, — этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что-то сделать сам, удивить кого-то… как мальчик резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока» (Война и мир. Том 3.)

Растопчин всюду повторяет, что его главные цели: 1) поддержание спокойствия в Москве, 2) постепенная эвакуация. Наверняка это и соответствовало поручениям царя… И опять слово Льву Николаевичу:

«Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезены московские святыни, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего жители обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены (не успев вывезти имущество)? — Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице… (пункт 1).

Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест, шар Леппиха? — Эвакуация (пункт 2)».

Да, видно, все глупости, какие только теоретически возможны, — они будут совершены. Все варианты помутнения разума — неизбежно случатся. Хорош уже и этот вывоз бумаг из «присутственных мест» — ненужных даже и в мирное время (вообразите, например, какой-нибудь «Архив обращений и жалоб в ДЭЗ»). Но особенно прекрасен этот шар Леппиха. Видно, это все-таки неизбежно, что среди самой напряженной войны к властям пробьется очередной сумасшедший «с прожектом» и будет выслушан, и одобрен и снабжен всеми затребованными средствами. Вроде бы и смеялись все над Леппихом, говорили, что шар его произведет какое-то действие, если только (это я уже не по «Войне и миру», шарик тот запомнился многим): «…если только французы будут настолько любезны, что соберутся в одно место (согласованное с направлением ветра и господином Леппихом) и сожмутся в толпу, насколько возможно плотно, тело к телу, и любезно подождут пока тот будет бросать мешки с порохом», — но вот же…

В 1811 году голландец Леппих предлагал сей «перпетуум мобиле» Наполеону, но был, разумеется выгнан. И вот, пожалуйста, — прекрасная боковая, периферийная деталь: идет Отечественная война. Лошади и повозки — один из важнейших ресурсов (Андрей Паршев в своей известной книге «Почему Россия не Америка?» как пример мудрой стратегии приводит расчет Кутузова в 1812 году — именно на наше превосходство в транспортных средствах)… И вот этот безумный шар тащат сначала в Нижний Новгород, потом… под Петербург, и вот уже в ноябре (представляете? — идут бои у Березины), делается пробный запуск в Ораниенбауме. Шар не взлетел…

«Ему (Растопчину) не только казалось, (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил и их настроениями посредством афиш, писанных тем ерническим языком, который народ в своей среде презирает, и который не понимает, когда слышит сверху.