Сначала постоянно крепнущая артиллерия наносит огонь по заранее обозначенным целям, затем «катюши» своим фосфорным огнем загоняют все живое в убежища, потом вперед выдвигаются танки, крушащие баррикады, разносящие вдребезги дома, откуда раздаются орудийные или минометные выстрелы. Чуйков: «Бои внутри города являются состязанием огневой силы. Огневая сила была сильной стороной советской стороны, и она не заставляла себя ждать. Наши пушки иногда производили до тысячи выстрелов по одному скверу, по группе домов, даже по маленькому саду».
В центре города находились 60 тысяч солдат германских войск.
Гитлер приказал в центральном секторе мобилизовать женщин, и те взяли в руки панцерфаусты. Основной воинской единицей здесь был 56-й танковый корпус - пять дивизий уменьшенного количественного состава.
Отчаянно сражались ренегаты - добровольцы французы, бельгийцы, украинцы. Они знали, что ничего хорошего их уже не ждет. Командующий германской артиллерией полковник Волерман знал Берлин как свою ладонь и он расставил противотанковые орудия самым убийственным способом.
Командующий германской обороной Вейдлинг разместился на Гогенцоллерндамм, а начальник его артиллерии Волерман - в аэропорту Темпельгоф.
Только три берлинские дороги (ведущие на запад) не были перехвачены советскими войсками, их взяла под свою опеку советская авиация. Но битва в воздухе была уже выиграна, предстояло последнее сражение на земле. Посмотрите на фотографии тех, кто шел в тот последний берлинский бой. Они устали хоронить товарищей, в ротах осталось по 20 человек, были батальоны с 50 человеками личного состава. Это поколение испило чашу до дна, оно не поскупилось. Мы - их слабые потомки - обязаны помнить бойцов победного апреля, когда живым дошел до цели седьмой или пятый. Их воля к победе, которая обеспечивала нашу свободу, была несокрушима, их любовь к нам - безгранична. Иначе они не стали бы лезть под танки противника, прикрывать своей грудью пулеметы противника, с ходу, из безнадежной позиции зубами цепляться за серые берега Шпрее. Никому мы не должны больше, чем им, пусть будет пухом им земля, которую тогда живые находили только в общественных скверах - так велико было число тех, кто не дошел.
Конев обязан был отвлечься от Берлина, следя за перемещениями 12-й армии генерала Венка, в его тылу и тылу Жукова еще находились остатки 9-й армии (стоявшей недавно на пути Жукова к Берлину) и 4-й танковой армии. Венк вел с собой 200 тысяч человек, и это были отчаянные солдаты, оснащенные 300 танками и 2000 орудиями. Утром 26 апреля Венк нанес удар по связке 3-й гвардейской и 28-й армиям, заходя им в тыл.
Приказ, данный Лелюшенко, не позволял двусмысленных толкований - отрезать Венку путь в Берлин. Жестокость этих боев была исключительной даже для всей этой жесточайшей из войн. Немцы сражались с подлинным отчаянием обреченных, и воды каналов и улицы увидели очень много крови. Занимаясь Венком, Конев в то же время не терял прицела на Берлин, где танковая армия Рыбалко прошла Целендорф и Лихтерфельде, а Лелюшенко форсировал Хавел. Юг Берлина теперь принадлежал Коневу. Что относительно центра? Именно в этот час пришла директива Ставки, пригасившая пыл Конева, отдающая центр Жукову.
Восемь армий бились в страшных усилиях, стремясь преодолеть германское сопротивление в условиях мегаполиса. Чуйков, который бился в одном из центральных секторов города, очень рано утром 25 апреля рассматривал город - море крыш - из ванной комнаты угловой квартиры на верхнем этаже пятиэтажного старого дома, где окно выходило наружу.
Точнее говоря, командарм смотрел сквозь щель в стене. Город был плоский, и Чуйкову были видны многие укрепления обороняющихся. ОКХ переместился в традиционное место военных министров Пруссии и Германии - на Бендлерштрассе, в берлинском центре. Здесь к небу поднимался черный и желтый дым. Острие атаки будет направлено именно туда.
Ландвер-канал и бетонированный поворот Шпрее привлекали особое внимание Чуйкова - там рейхстаг и рейхсканцелярия - цели предстоящих боев. Особую неприязнь Чуйкова вызывали здания восемнадцатого века - их огромные стены с трудом поддавались даже артиллерийским снарядам.
Чуйков вспомнил дочь Ирину, любившую играть именно в ванной. Он переложил с места на место кирпич и острая боль пронзила руку - экзема, реакция на кирпичную пыль. Слишком много кирпичной пыли было в его жизни, впервые эта экзема поразила его в Сталинграде. Совершенно внезапно здание перед его глазами содрогнулось и просело, это началась военная страда.