Вторая мировая война

Большая изобретательность была проявлена, чтобы обеспечить страну оборудованием, необходимым для производства в будущем военных материалов. Станки, которые были установлены для производства военной продукции и вновь могли быть приспособлены для тех же целей, были сохранены на гражданских предприятиях в гораздо большем количестве, чем этого требовали обычные производственные нужды. Государственные арсеналы, построенные для войны, не были закрыты, как это предписывалось мирным договором.

Таким образом, был приведен в действие план, согласно которому все новые промышленные предприятия, а также многие из старых – тех, что были построены с помощью американских и английских займов, предоставленных на нужды восстановления, – с самого начала предназначались для скорейшего перевода на военное производство. Таким образом, в то время как победители полагались на имевшиеся в их распоряжении массы устаревшего вооружения, в Германии год за годом создавался огромный промышленный потенциал для производства новых видов вооружений.

* * *

Все это время союзники располагали реальной возможностью и правом помешать всякому зримому или осязаемому перевооружению Германии. И Германия должна была бы подчиниться решительному и единодушному требованию Англии, Франции и Италии и сообразовать свои действия с предписаниями мирных договоров. Обозревая вновь историю этих восьми лет, с 1930 по 1938 год, мы видим, как много времени было в нашем распоряжении. По крайней мере до 1934 года перевооружение Германии можно было предотвратить, не жертвуя ни одной человеческой жизнью. Дело было не в отсутствии времени.

Глава 4 Адольф Гитлер

В октябре 1918 года, во время английской газовой атаки под Комином, один немецкий ефрейтор от хлора на время потерял зрение. Пока он лежал в госпитале в Померании, на Германию обрушились поражение и революция. Сын незаметного австрийского таможенного чиновника, он в юности лелеял мечту стать великим художником. После неудачных попыток поступить в Академию художеств в Вене он жил в бедности сначала в австрийской столице, а затем в Мюнхене. Иногда работая маляром, а часто выполняя любую случайную работу, он испытывал материальные лишения и копил в себе жестокую, хотя и скрытую обиду на мир, закрывший ему путь к преуспеянию. Но личные невзгоды не привели его в ряды коммунистов. В этом отношении его реакция представляла собой некую благородную аномалию: он еще больше проникся непомерно сильным чувством верности своей расе, пылким и мистическим преклонением перед Германией и германским народом. Когда началась война, он со страстной готовностью схватился за оружие и прослужил четыре года в баварском полку, на Западном фронте. Таково было начало карьеры Адольфа Гитлера.

Когда зимой 1918 года, беспомощный, лишенный зрения, он лежал в госпитале, его личные неудачи представлялись ему частью катастрофы, обрушившейся на весь германский народ. Потрясение военного поражения, крушение законности и порядка, торжество французов – все это причиняло выздоравливающему ефрейтору острую боль, которая пронизывала все его существо и рождала те невероятные безмерные силы духа, которые способны привести и к спасению, и к гибели человечества. Ему казалось, что падение Германии не может быть объяснено обычными причинами. Где-то должно было скрываться гигантское и чудовищное предательство. Одинокий, замкнувшийся в себе, маленький солдат размышлял и раздумывал над возможными причинами катастрофы, руководимый лишь своим узким личным опытом. В Вене он вращался среди членов крайних германских националистических групп. От них-то он и услышал о зловредных подрывных действиях другой расы, врагов и эксплуататоров нордического мира – евреев. Его патриотический гнев и зависть к богатым и преуспевающим слились в единое чувство всеподавляющей ненависти.

Наконец этот ничем не примечательный пациент, по-прежнему одетый в военную форму, которой он почти по-мальчишески гордился, был выписан из госпиталя. Какое же зрелище представилось его исцеленным глазам? Конвульсии, вызываемые поражением, были ужасны. В окружавшей его атмосфере отчаяния и безумия ясно выступали очертания красной революции. По улицам Мюнхена стремительно носились бронеавтомобили, осыпавшие торопливых прохожих листовками или пулями. Его собственные товарищи, нацепив вызывающие красные повязки на рукава своих военных мундиров, выкрикивали лозунги, яростно проклинавшие все то, что было дорого ему. Внезапно, как это бывает во сне, все стало совершенно ясно. Германии нанесли удар в спину, и теперь ее терзали евреи, спекулянты и интриганы, скрывавшиеся в тылу, ненавистные большевики, организаторы международного заговора еврейских интеллигентов. Он ясно видел свой долг: спасти Германию от этих бичей, отомстить за причиненное ей зло и повести высшую германскую расу по пути, предназначенному ей судьбой.