Министр иностранных дел, Вашингтон – премьер-министру
15 апреля 1945 года
1. Посол и я беседовали со Стеттиниусом вскоре после моего прибытия сегодня утром. По словам Стеттиниуса, Сталин и Молотов проявили признаки глубокой печали в связи со смертью президента. Сталин спросил Гарримана, может ли он внести в такой момент какой-либо вклад, который способствовал бы укреплению единства великих союзников. Стеттиниус заявил, что, к счастью, Гарриман не ответил сразу: «Польша», – а вместо этого сказал, что было бы хорошо, если бы Молотов смог приехать на конференцию в Сан-Франциско. Стеттиниус ухватился за это и послал телеграмму, предлагая, чтобы Молотов не только приехал в Сан-Франциско, но и чтобы он сначала заехал для переговоров в Вашингтон. Час тому назад Стеттиниус позвонил мне и сказал, что русские согласились на это и Молотов прилетит на американском самолете, который уже послан за ним. Поэтому я полагаю, что он будет здесь ко вторнику, когда, я думаю, мы займемся польским вопросом.
2. Все это хорошие новости, но мы не должны на них слишком рассчитывать, так как остается еще выяснить, какую позицию займет Молотов, когда он прибудет сюда. Во всяком случае, отрадным является уже то, что мы получим возможность заняться этим вплотную…
3. Стеттиниус также говорил со мной сегодня относительно прений в палате общин на этой неделе по вопросу о Польше. Он выразил надежду, что вы сможете отметить, что в свете совещания трех министров иностранных дел события приняли новый оборот. Я согласился, но сказал, что, по моему мнению, русским не вредно узнать, как серьезно мы обеспокоены тем, что московская комиссия до сих пор не смогла добиться прогресса на основе ялтинских решений. Я твердо считаю, что мы должны оказывать на русских постоянное давление. Пока еще нет никаких оснований для оптимизма, и больше всего мы можем рассчитывать на успех любых переговоров здесь, если русские полностью поймут, насколько серьезным для всех нас был бы провал в этом деле.
И на следующий день: