Вторая мировая война. (Часть I, тома 1-2)

Позиция Испании имела для нас даже большее значение, чем позиция Виши, с которым она была так тесно связана. Испания многое могла дать и еще больше отобрать. Мы занимали нейтральную позицию в кровопролитной гражданской войне в Испании. Генерал Франко ничем или почти ничем не был нам обязан, но многим – быть может, самой своей жизнью – был обязан державам оси. Гитлер и Муссолини помогали ему. Он не любил и боялся Гитлера. Он любил и не боялся Муссолини. В начале мировой войны Испания заявила о своем нейтралитете и с тех пор строго его придерживалась. Между нашими двумя странами существовала выгодная и необходимая торговля, и железная руда, ввозившаяся из портов Бискайского залива, имела важное значение для наших военных заводов.

Но теперь, в мае, период «сумерек войны» пришел к концу. Могущество нацистской Германии было доказано. Французский фронт был сломлен. Союзнические армии на севере находились в опасности. 17 мая сэр Сэмюэль Хор был назначен послом в Испании, и я не сомневаюсь в том, что никто не смог бы лучше выполнять в течение пяти лет эту утомительную, деликатную и важную миссию.

Политика генерала Франко на всем протяжении войны была исключительно своекорыстной и хладнокровной. Он думал только об Испании и испанских интересах. Благодарность Гитлеру и Муссолини за их помощь была ему чужда.

С другой стороны, он не питал никакой неприязни к Англии за враждебное отношение к нему наших левых партий. Этот тиран с ограниченными взглядами думал лишь о том, чтобы предотвратить участие своего обескровленного народа в новой войне.

Правительство его величества было вполне удовлетворено такой далекой от героизма позицией. Единственное, чего мы хотели, это нейтралитета Испании. Мы хотели торговать с Испанией. Мы хотели, чтобы ее порты были закрыты для немецких и итальянских подводных лодок. Мы хотели не только того, чтобы Гибралтар не трогали, но и возможности пользоваться якорной стоянкой в Альхесирасе для наших кораблей и участком, соединяющим скалу Гибралтар с материком, для нашей неизменно расширяющейся авиационной базы. От этих условий в значительной мере зависел наш доступ в Средиземное море. Ничего не было легче для испанцев, нежели установить или позволить установить дюжину тяжелых орудий на холмах позади Альхесираса. Они имели право сделать это в любое время, а если бы орудия были установлены, они могли бы в любой момент открыть огонь, и тогда наши военно-морскую и авиационную базы нельзя было бы использовать. Гибралтарская скала снова могла бы выдержать длительную осаду, но она стала бы только скалой. В руках Испании находился ключ ко всем действиям Англии на Средиземном море, и никогда, в самые тяжелые моменты, она не заперла замок нам во вред.

Опасность была настолько велика, что на протяжении почти двух лет мы постоянно держали наготове экспедиционные силы численностью свыше пяти тысяч человек и необходимые для них корабли, готовые выступить через несколько дней и захватить Канарские острова, что позволило бы нам сохранить господство в воздухе и на море и держать в узде подводные лодки, а также поддерживать связь с Австралазией вокруг мыса Доброй Надежды, если бы когда-нибудь испанцы закрыли для нас Гибралтарский порт.

Правительство Франко могло нанести нам этот сокрушительный удар еще одним весьма простым способом. Оно могло разрешить войскам Гитлера пересечь полуостров, осадить и захватить Гибралтар и передать его им, а тем временем оккупировать Марокко и Французскую Северную Африку. Эта возможность стала вызывать большую тревогу после подписания Францией перемирия, когда 27 июня 1940 года немцы крупными силами вышли к испанской границе и предложили провести братские церемониальные парады в Сан-Себастьяне и в городах за Пиренеями. Некоторое количество немецких войск действительно вступило в Испанию. Однако, как писал герцог Веллингтон в апреле 1820 года[92]:

«Нет в Европе другой такой страны, в дела которой иностранцы могли бы вмешиваться со столь ничтожной выгодой, как Испания. Нет другой страны, в которой иностранцев так не любят и даже презирают и где нравы и обычаи столь мало похожи на нравы и обычаи других стран Европы».

Теперь, сто двадцать лет спустя, испанцы, измученные и еле стоявшие на ногах в результате увечий гражданской войны, которая была делом их собственных рук, были еще менее общительны. Они не хотели, чтобы иностранные армии ступали по их земле. Хотя по своей идеологии эти мрачные люди были нацистами и фашистами, они предпочитали обходиться без иностранцев. Франко полностью разделял эти чувства и умело их выражал.