Читаем Вторая мировая война. (Часть II, тома 3-4) полностью

23 мая Иден предложил заменить территориальное соглашение общим и открытым договором о союзе сроком на 20 лет, не содержащим никакого упоминания о границах. К вечеру того же дня русские проявили признаки уступчивости. На них произвела большое впечатление солидарность взглядов английского и американского правительств, с которой они столкнулись. На следующее утро Молотов запросил у Сталина разрешение вести переговоры на основе проекта Идена. Москва предложила мелкие изменения, в основном подчеркивавшие долгосрочный характер намечаемого союза. Договор без всяких территориальных статей был подписан 26 мая.

После урегулирования этого серьезного вопроса Молотов выехал в Вашингтон, чтобы начать с президентом и его советниками общие военные переговоры по вопросу об открытии второго фронта. Было решено, что, выслушав американскую точку зрения, он вернется в Лондон для окончательного обсуждения этого вопроса перед тем, как возвращаться в Москву.

Наши русские гости выразили желание, чтобы во время пребывания у нас их поместили за городом, за пределами Лондона. Поэтому я предоставил в их распоряжение Чекерс. Тем временем я оставался в Сториз-Гейт. Однако на две ночи я поехал в Чекерс. Там я имел возможность долго беседовать в частном порядке с Молотовым и послом Майским, который был замечательным переводчиком, переводившим быстро и легко и очень хорошо знавшим дело. При помощи хороших карт я старался объяснить то, что мы предпринимаем, а также пределы и характерные особенности военных возможностей островной державы. Я также подробно говорил о технике десантных операций и описывал опасности и трудности сохранения нашей жизненной артерии через Атлантический океан в условиях угрозы нападения германских подводных лодок. Как мне кажется, на Молотова все это произвело впечатление, и он понял, что стоящая перед нами проблема коренным образом отличается от проблемы, которая стоит перед огромной сухопутной державой. Во всяком случае мы подошли ближе друг к другу, чем в любое другое время.

Глубоко укоренившаяся подозрительность, с которой русские относились к иностранцам, проявилась в ряде замечательных инцидентов во время пребывания Молотова в Чекерсе. По прибытии русские немедленно попросили ключи от всех спален. С некоторым трудом эти ключи раздобыли, и в дальнейшем гости все время держали свои двери на запоре. Когда обслуживающему персоналу Чекерса удалось забраться в спальни, чтобы убрать постели, люди были смущены, обнаружив под подушками пистолеты. Трех главных членов миссии сопровождали не только их собственные полицейские, но также две женщины, которые заботились об их одежде и убирали их комнаты. Когда советские представители уезжали в Лондон, эти женщины все время сторожили комнаты своих хозяев, спускаясь вниз поодиночке, чтобы поесть. Мы можем, однако, утверждать, что затем они несколько оттаяли и даже болтали с прислугой на ломаном французском языке и при помощи жестов.

Чрезвычайные меры предосторожности принимались для обеспечения личной безопасности Молотова. Его комната была тщательно обыскана его полицейскими, опытные глаза которых самым внимательным образом осматривали до мелочей каждый шкаф, каждый предмет меблировки, стены и полы. Объектом особенного внимания была кровать; все матрацы были прощупаны на тот случай, не окажется ли там адских машин, а простыни и одеяла были перестланы русскими так, чтобы ее обитатель мог выскочить в одну секунду, а не оказаться закутанным наглухо. На ночь револьвер клали рядом с его халатом и портфелем. Принимать меры предосторожности на случай опасности всегда правильно, в особенности во время войны, но каждое усилие Должно соответствовать реальности этой опасности. Простейший метод проверки – это спросить себя, заинтересована ли другая сторона в убийстве данного лица. Что касается меня, то при моих посещениях Москвы я полностью доверял русскому гостеприимству.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное