Да, маршал, Вы были введены в заблуждение макетами танков и самолетов, и Вы не смогли распознать те чувства искренней дружбы, которые я питаю к Красной Армии, и те чувства подлинного товарищества, с которыми я отношусь ко всему ее составу".
Пока Павлов фразу за фразой переводил это Сталину, я внимательно наблюдал за последним. Выражение его лица было непроницаемым. Однако в конце он повернулся ко мне и сказал с видимым удовольствием: «Этот человек мне нравится. Он говорит правду. Я должен с ним потом потолковать».
Затем мы перешли в приемную и там прохаживались группами. Я чувствовал, что мы достигли такой солидарности и такого настоящего товарищества, каких никогда прежде не достигали в этом великом союзе. Я не пригласил Рандольфа и Сару[60]
на обед, хотя они зашли, когда поднимали тост в честь дня моего рождения, но теперь Сталин отозвал их в сторону и весьма тепло приветствовал их. Президент, конечно, был с ними хорошо знаком.Прохаживаясь вокруг, я увидел, что Сталин стоит в тесном кругу рядом с Бруки, как я его называю. Отчет генерала об этом разговоре гласит:
«Когда мы вышли из комнаты, премьер-министр сказал мне, что он несколько волновался, не зная, что я скажу после того, как я упомянул о „правде“ и „лжи“. Однако он успокоил меня, сказав, что мой ответ на тост произвел на Сталина надлежащее впечатление. Поэтому я решил возобновить атаку в приемной. Я подошел к Сталину и сказал ему, что был удивлен и огорчен тем, что он счел нужным выдвинуть против меня такие обвинения в своем тосте. Он тут же ответил через Павлова: „Лучшая дружба та, которая начинается с недоразумений“, и тепло пожал мне руку».
Мне казалось, что все тучи рассеялись. И действительно, доверие Сталина к моему другу было установлено на основе уважения и доброжелательства, которые на протяжении всей нашей совместной работы никогда не были нарушены.
Наверное, было уже более 2 часов ночи, когда мы наконец разошлись. Маршал отдал себя на попечение своего эскорта и отбыл, а президента повезли на квартиру в советское посольство. Я лег в постель усталый донельзя, но довольный, чувствуя, что ничего, кроме хорошего, не было сделано. Этот день рождения был для меня действительно счастливым днем.
Глава пятая ТЕГЕРАН: ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Некоторые из важнейших политических вопросов, стоявших перед нами, все еще оставались открытыми даже после принятия главных решений стратегического характера. 1 декабря «тройка» снова собралась за завтраком у президента в советском посольстве. На этот раз присутствовали также Молотов, Гопкинс, Иден, Кларк Керр и Гарриман. Первой темой нашего разговора был вопрос о вовлечении Турции в войну.
Я сказал, что у нас имеется в Египте семнадцать английских эскадрилий, не находящихся под началом англо-американского командования, и главный маршал авиации Теддер располагает еще тремя эскадрильями, которые мы можем выделить. Они состоят преимущественно из истребителей и могут быть использованы для защиты Турции. Кроме того, у нас имеется три полка зенитной артиллерии. Вот и все, что мы обещали. Мы не обещали Турции никаких войск. Она имеет пятьдесят оснащенных дивизий, и, следовательно, нет никакой необходимости посылать ей войска.
«Каких мер ожидает г-н Черчилль от Советского Союза в случае, если Турция объявит войну Германии и если в результате этого Болгария нападет на Турцию, а Советский Союз объявит войну Болгарии?» — спросил Сталин.
Я сказал, что не прошу ничего конкретного, но продвижение советских армий к Одессе и дальше окажет большое влияние на население Болгарии. Турецкая армия имеет винтовки, храбрую пехоту, неплохую артиллерию, но у нее нет зенитных орудий, самолетов, и она располагает лишь небольшим количеством танков. Мы создали военные школы, но турки посещают их нерегулярно. Турки не очень восприимчивы к учебе. Их армия — храбрая, но несовременная. 25 миллионов фунтов стерлингов было израсходовано на оружие, главным образом американское, и мы отправили им это оружие.
Сталин сказал, что Турции, возможно, не придется воевать. Она предоставит нам свои воздушные базы; таков может быть ход событий, и это будет хорошо.
Президент попросил Идена сообщить нам, что сказали турки в Каире. Иден ответил, что он просил турецкого министра иностранных дел предоставить нам авиабазы и заверил его, что Германия не нападет на Турцию. Министр иностранных дел отказался, заявив, что Германия ответит на это как на турецкую провокацию. Турция скорее предпочтет вступить в войну на основе соглашения, чем оказаться вовлеченной в нее косвенно.