Вторая мировая война. Хроника тайной войны и дипломатии

Следует также отметить, что руководство нашей резидентуры уже осенью 1941 года установило с влиятельным семейством Валленбергов секретный обмен мнениями о роли Скандинавии в этой войне.

Интересно, что именно тогда, в ноябре, теперь известный представитель этого семейства, Рауль Валенберг, еще не будучи на дипломатической службе, получил полномочия шведских властей для поездок на оккупированные немцами территории стран Европы и Советского Союза. Через семейство Валленбергов были начаты секретные переговоры о посредничестве в дележе награбленного нацистами имущества в странах Западной и Восточной Европы. Обстоятельства дела Валленберга, что навряд ли оправданно, до сих пор покрыты завесой секретности. Хотя живы очевидцы его трагедии. Как рассказывал мне известный историк Л. Безымянский, в допросах Валленберга на Лубянке участвовал видный работник внешней разведки КГБ СССР генерал-лейтенант С. Кондрашов.

В этот же период в Швеции успешно и активно действовала наша военная и военно-морская разведка. По их линий были получены важные данные о движении немецкого флота, о стратегических перевозках, об обстановке на Северном театре военных действий.

Драматично для нас и для союзников складывалась ситуация на Дальнем Востоке. В этой связи не могу не остановиться подробно на известном мифе о том, что якобы советская военная разведка и внешняя разведка НКВД своей деятельностью в Японии и Китае обусловили решение Ставки о переброске войск с Дальнего Востока на советско-германский фронт под Москву в трудные дни октября 1941 года.

Эти утверждения впервые появились в литературе по истории разведки на Западе. Западные историки исходят из того, что будто бы на планы Японии по развязыванию войны против СССР повлияла информация перебежчика Г. Люшкова, бывшего полномочного представителя НКВД по Дальнему Востоку. От него, как они утверждают, японская армия получила развернутые материалы о группировке Красной Армии на Дальнем Востоке и использовала их против нас. Однако это всего-навсего версия. Люшков не был в курсе замыслов Москвы и нашего военного командования. Конечно, он обладал большой информацией о реальной ситуации на Дальнем Востоке, о той неразберихе, которая творилась в войсках, о низком уровне их боеготовности, проявившемся в боях на озере Хасан.

Люшкову также в целом была известна дислокация войск Красной Армии на Дальнем Востоке, но не более того. Даже агентуры ИНО НКВД в глубинных, не приграничных районах Маньчжурии он не знал. Исходя из его данных и показаний, японцы сами выбрали район реки Халхин-Гол для действий против Монголии. Они знали, что наша военная группировка в Монголии незначительна и не может оказать им серьезного противодействия. Знали японцы и о том, что монгольские войска слабы. Но то, что было осуществлено командованием Красной Армии в сжатые сроки – создание ударной группировки, – повергло японцев в полный шок. Мы оказались на Халхин-Голе в крайне невыгодных условиях. Тем не менее, Жуков как крупный и талантливый полководец остановил и разгромил японцев во встречном рискованном сражении, первоначально бросив против японцев танки без сопровождения и поддержки пехоты. Он сделал это вопреки всем уставам и не от хорошей жизни. Другого выхода у него просто не было. Но быстрое развертывание нами ударной группировки было совершенно неожиданным для противника.

Дело не в том, что Зорге сообщил в Москву о показаниях Люшкова о тактике Красной Армии и мы соответствующим образом откорректировали свои действия. Дело в другом. Жуков как талантливый военачальник принял быстрое, эффективное и единственно правильное решение.

Информация же Люшкова содержала лишь многочисленные данные об арестах, интригах «наверху», он был в курсе расправ с оппозицией. Эта информация, бесспорно, имела важное политическое, но не военное значение. Японцы поделились с немцами этой информацией, но к нам она попала в отраженном виде через сообщения Зорге, которому показывал ее немецкий военный атташе. Все это сыграло двоякую роль. На первоначальном этапе она была правильно использована японским командованием в выборе места боевых действий на основе данных о низкой боеготовности Красной Армии. Затем в связи с развитием событий на Халхин-Голе, массовым применением нами танковых соединений, у японского командования возникли обоснованные сомнения в показаниях перебежчика.