В тот день Черчилль полетел обратно в Англию. В километре под собой он видел горящий порт Гавр, тоже ставший объектом нападения Германии. Той ночью именно Гавр был местом новой волны эвакуации; к первым часам 13 июня 2222 британских военнослужащих благополучно добрались до Англии, в то время как еще 8837 военных забрали с побережья близ французского Шербура, где они готовились вернуться в бой бок о бок с французскими войсками на Луаре. Но долго ли еще будут сражаться французы? По возвращении в Лондон Черчилль сказал британскому кабинету, что французские министры «старались быть вежливыми и сохранять достоинство, но ясно, что Франция близка к концу организованного сопротивления».
В последней отчаянной попытке укрепить решимость Франции Черчилль вернулся туда 13 июня. Французское правительство находилось в Туре. Рейно сказал, что оплот в Бретани организовывать «слишком поздно». Уже нет надежды на «скорую победу». Франция отдала «лучшую молодежь, свои жизненные соки; больше дать она ничего не может». Она имела право пойти на сепаратный мир с Германией.
Черчилль убеждал Рейно воспользоваться еще одним шансом на спасение — обратиться напрямую к Рузвельту, «самым решительным образом» потребовав участия Америки. «Твердое обещание со стороны США, — сказал Черчилль, — введет в игру новый фактор огромного значения для Франции». Рейно согласился попробовать и в телеграмме Рузвельту просил Соединенные Штаты «бросить на весы американскую мощь, чтобы спасти Францию, авангард демократии». В телеграмме Рейно просил Рузвельта «объявить войну, если вы можете это сделать, но в любом случае отправить нам помощь в любом виде, кроме экспедиционных сил». Если это будет сделано, тогда «с помощью Америки Британия и Франция смогут пойти к победе».
В тот же день Гитлер дал эксклюзивное интервью корреспонденту Hearst Press Карлу фон Виганду, в котором подчеркнул полное отсутствие территориальных претензий у Германии в Северной или Южной Америке.
Коллеги Рейно по кабинету не разделяли его решимость продолжать борьбу, если Рузвельт ответит положительно. После того как Черчилль вернулся в Британию, Вейган повторил призыв к перемирию. Другие министры во главе с Манделем ждали переезда правительства во Французскую Северную Африку и руководства боями оттуда. Позднее в тот же день, когда немецкие войска подошли еще ближе к Парижу, правительство переехало южнее, в Бордо. Здесь оно получило ответ Рузвельта. Американское правительство, говорилось в нем, делает «все, что в его силах, чтобы предоставить правительствам союзников ресурсы, в которых они столь срочно нуждаются, и мы стремимся сделать вдвое больше».
В сообщении явно не содержалось объявление войны; но его публикация могла хотя бы воодушевить французов на продолжение борьбы. Рузвельт был согласен на его публикацию. Но госсекретарь США Корделл Халл был против. Британское правительство изо всех сил пыталось переубедить Халла. «Нам казалось, — телеграфировал лорд Галифакс в Бордо британскому послу во Франции утром 14 июня, — что президент не может послать такое сообщение, не имея в виду, что оно будет опубликовано, а оно, кажется, очень близко к решительному шагу объявления войны».
Черчилль все еще надеялся, что американский ответ убедит французов сражаться. Если Франция продолжит сопротивляться, телеграфировал он Рейно 13 июня, объявление войны со стороны Америки «должно последовать неизбежно» и привести к «прекрасной возможности собрать всемирную морскую и экономическую коалицию, которая окажется фатальной для господства нацистов».
Однако подобной коалиции еще не было даже в зародыше. 14 июня укреплялись другие силы. В этот день Советский Союз предъявил литовскому правительству ультиматум, в котором потребовал разрешить ввод советских войск в страну. Литва ему подчинилась. Через два дня подобная судьба постигла Латвию и Эстонию. Тем временем Рузвельт подтвердил, что его телеграмму Рейно публиковать нельзя. Сообщение достигло Лондона ранним утром 14 июня. Соединенные Штаты, заметил один из личных секретарей Черчилля, «были застигнуты врасплох в военном и промышленном отношении. Они могут быть очень полезны нам через год, но нам бы день простоять да ночь продержаться».
В тот самый момент, когда тягостный отрицательный ответ Рузвельта был получен в Лондоне, немецкие войска входили в Париж. В шесть с половиной часов утра 14 июня германские военные машины достигли площади Согласия, а в отеле «Крийон» устроилась немецкая комендатура. Два миллиона парижан уже сбежали из города. 700 000 оставшихся проснулись от звуков немецких громкоговорителей, которые объявляли введение с этого дня комендантского часа с восьми часов вечера. Утром огромный флаг со свастикой был повешен на Триумфальной арке, и тут же, в 9:45, немецкие солдаты 4-й армии генерала фон Клюге в сопровождении военного оркестра промаршировали по Елисейским Полям, намеренно повторив французский марш победы в ноябре 1918 г.