Вторая мировая война (Том 3-4)

Уже 28 месяцев я руководил всеми делами, и в течение этого времени мы почти непрерывно несли военные поражения. Мы пережили падение Франции и воздушные налеты на Англию. К нам не вторглись. Мы все еще удерживали Египет. Мы остались живы, но были приперты к стене. Но и только. С другой стороны, какие катастрофы обрушились на нас! Фиаско в Дакаре, потеря всех территорий, отвоеванных нами у итальянцев в Пустыне, трагедия Греции, потеря Крита, следующие одна за другой неудачи в войне с японцами, потеря Гонконга, разгром командования АБДА и захват всех территорий, находящихся в его ведении, катастрофа в Сингапуре, захват японцами Бирмы, поражение Окинлека в Пустыне, капитуляция Тобрука, неудача, как в то время считали, в Дьепе -все это были звенья единой цепи несчастий и неудач, не имевших себе равных в нашей истории. То обстоятельство, что мы больше не были одиноки, что теперь в союзе с нами были две самые могущественные нации в мире, отчаянно сражавшиеся на нашей стороне, безусловно, давало нам уверенность в конечной победе. Но это же обстоятельство, устраняя сознание смертельной опасности, лишь развязывало руки критикам. Удивительно ли, что при таких условиях весь характер и система руководства войной, за которое я нес ответственность, ставились под сомнение и вызывали недовольство?

Было, конечно, весьма примечательно, что в этот мрачный период я не был отстранен от власти и мне не предъявляли требований изменить свои методы, с чем, как все знали, я никогда бы не согласился. В таком случае я ушел бы со сцены с тяжелым грузом на плечах, а плоды, которые наконец собрали бы, приписывались бы моему, хотя и запоздалому, уходу. Действительно, весь ход войны должен был вот-вот измениться. Отныне нас ожидали все возрастающие успехи, почти не омрачавшиеся неудачами. Хотя предстояла длительная и тяжелая борьба, требовавшая от всех нас самых напряженных усилий, мы достигли вершины перевала, и наш путь к победе теперь не только был определенным и верным, но сопровождался почти все время отрадными событиями. Я не был лишен права участвовать в этой новой фазе войны благодаря единству и силе военного кабинета, благодаря доверию, которое мне продолжали оказывать мои политические и профессиональные коллеги, благодаря непоколебимой верности парламента и неуклонной доброй воле наций. Все это показывает, как много удач бывает в человеческих делах и как мало мы должны заботиться о чем-либо другом, кроме того, чтобы всеми силами стараться делать все, что мы можем.

Целый ряд видных деятелей, с которыми я поддерживал различной степени близкие отношения, особенно остро чувствовали напряженность этих двух месяцев. Один из наиболее влиятельных и способных верховных комиссаров доминионов написал пространное письмо, попавшее ко мне в руки и получившее хождение в нашем избранном кругу. Этот документ начинался словами: "Эмоциональная ценность г-на Черчилля, несомненно, весьма велика, но... ", и далее следовал длинный перечень моих промахов и множество предложений, направленных на то, чтобы облегчить бремя, которое я несу, взяв власть у меня из рук. Мой друг лорд Тренчард, которого я знал и с которым часто работал на протяжении более четверти века, написал внушительное письмо, прислав мне его копию, в котором настаивал на всемерной концентрации внимания на действиях бомбардировочной авиации.

* * *

Но самые серьезные замечания по поводу наших методов ведения войны поступили со стороны сэра Стаффорда Криппса, лорда--хранителя печати. Как лидер палаты общин, он занимал положение первостепенного значения. Поэтому я очень встревожился, когда по возвращении из-за границы в конце августа обнаружил, что у него возникли серьезные сомнения относительно морального состояния нации и эффективности нашего аппарата, осуществляющего центральное руководство войной. В настроении общественности в стране он усматривал широко распространенное чувство замешательства и недовольства. Рабочие, по его мнению, переживали деморализующее чувство бесполезности, когда они слышали, что оружия, для производства которого они напрягали все свои силы, не хватало в Ливии. Ученые, инженеры, у которых появлялись новые мысли о создании новых средств вооружения, не встречали поощрения. Представители деловых кругов возмущались официальными задержками, нерешительностью и созданием бесконечного множества ненужных комиссий.