Вторая ошибка Мамая

Андрею Попову казалось, что теперь он может ответить на этот вопрос. Они — ч у ж и е! Чужие не только для Руси, но и для всех народов, которые живут плодами трудов своих, сеют хлеб, созидают и строят, верят в добрососедство и не покушаются на чужое богатство. А потому вражда между оседлой Русью и хищной кочевой Ордой неизбежна, пока ордынцы живут на несчастьях своих соседей. Примирить Русь с Ордой так же невозможно, как труд и разбой, как любовь и страх, как милосердие к лесному зверю с азартом охотника. И еще понял Андрей, что ордынцы всегда будут нападающей стороной, потому что Руси ничего от них не нужно, а Орде от Руси нужно все, ибо только этим она жива!

Но не потому так происходит, что ордынцы сами по себе хуже, чем другие народы, вовсе нет! Стремянный Федор тоже из татар, но вернее и душевнее человека, чем он, трудно отыскать. Да и другие служилые татары, которых Андрей встречал на заставе, были неплохими людьми. Даже по пристрастным рассказам полонянников можно заключить, что у ордынцев есть чему поучиться.

Рассказывают, что среди ордынцев нет ни взаимного человекоубийства, ни драк, ни ссор. Повозки и юрты, иногда хранившие немалые сокровища, не запираются на замки, потому что в кочевьях нет ни воров, ни разбойников. Среди простого народа нет взаимной зависти, каждый довольствуется тем, что имеет, и не посягает на добро соседей. Нельзя сказать, чтобы у них было много пищи, особенно в голодные зимние месяцы, но они охотно делятся с сородичами всем, что имеют. Ложь почитается у них за позор, недостойный мужчины и воина. Отступая в бою, они никогда не бросают своих раненых и увозят с собой, даже рискуя жизнью. Любого ордынца в любом кочевье встречают, как гостя, кормят и оберегают его…

Но все эти достойные обычаи, способные украсить любой народ, ордынцы относят только к своим. А к чужим ордынцы поворачиваются совсем другой стороной.

С ч у ж и м и они вспыльчивы и раздражительны, потому что презирают всех, кто отличается цветом кожи, образом жизни, одеждой и верой. В общении с ч у ж и м и они коварны и изменчивы, считают ложь — доблестью, а изощренную хитрость — заслугой. Они бывают льстивы на слова, если надеются извлечь таким путем для себя пользу, и жалят, как скорпионы, добившись желаемого. Даже знатные вельможи и послы из других стран не встречают в Орде почета. Любой ордынец, какого бы он ни был звания, считает себя выше их, старается показать свое превосходство. Выпросив подарки, он тут же оскорбляет презрением и грубостью одарившего его человека.

Убийство ч у ж и х не считается у ордынцев преступлением. Беззащитных людей они режут спокойно и безразлично, как баранов. Подростки и даже дети обучаются меткой стрельбе из луков, пронзая стрелами обессилевших или престарелых рабов. Чужому можно делать все плохое, что возможно, только потому что тот — ч у ж о й!

Презрение к другим народам удивительным образом сочеталось у ордынцев с рабским подчинением ханам, мурзам, темникам, тысячникам. Желание повелевать другими народами обернулось рабством для простых ордынцев, и в этом была какая-то высшая справедливость. Поработитель сам не может быть свободным!

Крещеный татарин Федор Милюк неторопливо рассказывал, подбрасывая уголек на узкой ладони, и уголек то тускнел, то вспыхивал красной звездочкой, когда в лощину забегал порыв свежего ветра:

— Хан имеет удивительную власть над всеми татарами, даже над самыми знатными. Хан указывает, где кочевать темникам, темники указывают место тысячникам, тысячники — сотникам, сотники — десятникам, и все они повинуются беспрекословно. Простые татары навсегда распределены между вождями. Они обязаны идти в поход, когда позовут, отдавать пищу, сколько потребуют, пригонять молочных кобылиц и отдавать их в пользование вождям на год, на два или три года, как те прикажут. Хан и мурзы берут из имущества все, что пожелают, сколько пожелают и когда пожелают, и никто никогда не возразит. И самими ордынцами, и их семьями хан и мурзы распоряжаются как им угодно…

— Выходит, нет в степях свободных людей? — интересовался Андрей. — Не потому ли на нас так ходят, всей Ордой?

— Истинно! — подтвердил Милюк. — Простому ордынцу некуда податься. Все Дикое Поле мурзы между собой поделили, пастбища разграничили. А над мурзами — хан…

— А над ханом — Мамай… — усмехнулся Андрей.

— Мамай ли, другой ли, но всегда Орда опасной будет, — убежденно сказал Федор Милюк. — В войне Орда свое предназначение видит, войной живет. А в войске перед воеводой все не вольны, война не терпит неповиновения…

Задумывался Андрей. Непонятно было: как можно жить, если вся жизнь — в войне? Не потому ли ордынцы враждебны для всех соседей?

В понимании этого было оправдание трудам и опасностям, которые вот уже третье лето выносил на своих плечах сын боярский Андрей Попов, старший над заставой из десяти всадников. Если Дикое Поле постоянно дышит враждебностью, постоянна и недремна должна быть стража возле его рубежей…

Глава 4. ОРДА ИДЕТ!