– Что я? – бросила она зло, даже агрессивно. – Что я тоже живой человек, что у меня могут быть и плохие дни? Что я тоже не всегда знаю, что мне делать с моей жизнью?
Оксана Павловна отвернулась, прикусывая губу до боли, явно пытаясь справиться с собой, взять себя в руки. Вряд ли она была готова к тому, что кто-то увидит ее тут, в этом коридоре, так далеко от нашего отдела. Я проходила там по пути к Игорю, мы договорились, что я приду к нему выбрать фильм, на который мы пойдем вечером. Оксана Павловна остановилась тут, в коридоре, поплакать на пути от Игоря. Все логично, все объяснимо даже с научной точки зрения. Мы были связаны с Оксаной Павловной, между нами уже была протянута нить, от меня к Игорю, от Игоря к ней, и наши маршруты были обречены пересекаться, ибо не такой уж большой у нас «Муравейник», всего каких-то пять зданий.
– Ничего подобного, – возмутилась я ее словам, хотя в целом Черная Королева поняла меня весьма верно. Что ж, тем сильнее было мое возмущение. Дальнейшее было совсем странным, прямо ни в какие ворота. Черная Королева отвернулась к окну, словно не желала больше видеть меня – свидетельницу ее нежданной, почти невозможной слабости. Это я могла понять. Но затем она обернулась и посмотрела на меня так, словно терпела кораблекрушение. Я попятилась, надеясь, что мы обе сумеем разойтись мирно, как в море корабли, а затем просто будем делать вид, что ничего не случилось. Мало ли что мне могло померещиться.
– Не уходите, – неожиданно попросила она. – Вы можете остаться?
Сидя под деревом, кажется, под елкой, – в темноте было не так уж просто это выяснить наверняка – я медленно раскручивала в памяти маховик, неспешно, ибо куда мне было торопиться ночью в темном лесу. Я вспомнила, как мы сидели с Черной Королевой на подоконнике и смотрели на запыленный город и как она спросила меня, как я справляюсь с чувствами, которые нужно проигнорировать. И потом она призналась мне, что ей нравился один человек. Даже больше, чем нравился.
– Она не знала тогда, что он твой человек. Почему ты не сказала ей? Что ты вечно проверяешь на прочность? Жизнь? Себя? Игоря? Ну ты и дурища у меня, вот уж действительно все очень плохо… – звенел в голове голос моей матери. Я разозлилась. Какого черта мое вечно неуверенное в себе подсознание не оставляет меня в покое даже тут, когда я пропадаю в неизвестной тайге. Мне холодно, я вся дрожу, у меня наверняка будет воспаление легких, к тому же я голодна и напугана. Дожить бы до утра. Хоть бы волк какой пришел, было бы не так скучно, не пришлось бы раздумывать о своей жизни.
Я никогда не думала, что может быть так холодно в лесу летом. Да, ночь. Да, влажность в этой части леса была высокой, где-то недалеко было какое-то болото или речка? Я задумалась. Да, я не знаю, как я сюда попала, не понимаю, отчего у меня ломит все тело и болит нога, но знаю, что нужно придумать, чтобы выбраться отсюда. Я должна найти способ, с помощью которого сведу воздействие паники к минимуму. Панику никуда не денешь, я чувствую ее каждую минуту, даже когда мне кажется, что ничего уже я чувствовать не могу. Она мешает мне принимать решения. Я боюсь далеко уйти от поляны, где очнулась, потому что я все еще надеюсь, что меня будут искать и найдут. Я не хочу идти дальше в чащу, потому что знаю, что люди способны неделями ходить по лесу кругами, лишая себя последних шансов на спасение. Я знаю, нужно что-то делать, нельзя сидеть на месте и ждать, когда я замерзну или меня покинет сознание. Нужно включить мозг.