– Почему нет? Знаешь, мне кажется, что Игорь вообще не считает меня способной даже на это. Вроде бы мы с ним живем, у нас вроде как любовь, а у меня не проходит ощущение, что он просто взял надо мной шефство из жалости. Знаешь, как дети из школ берут шефство над каким-нибудь кроликом из зоопарка. Они его кормят, поят, даже разговаривают с ним. Только это никак не меняет того факта, что они – люди, а он – кролик. Ведь я нисколько не ревную его к нашей Оксане Великой и Ужасной. Она, кстати, не такая уж и ужасная.
– Серьезно?
– Вполне! Я это говорю, как человек, который провел с ней ночь… в одном коттедже.
– Значит, не ревнуешь?
– Да нет, не ревную. Хуже, Лизка, хуже. Когда они разговаривают друг с другом или с этим их Кириллом, опять же я вижу, что это группа людей, равных друг другу. Они, как говорится, выросли на одной грядке, мир видят одинаково. Почетные граждане Рима на летающих колесницах с крыльями. Они – другие. Мы – не такие, как они. Трудно объяснить, но, когда я подхожу к ним, я все время немного опасаюсь, что придет какой-нибудь охранник и попросит меня проследовать за ограждения. Своеобразный фейс-контроль, который я не пройду. Причем самое забавное, что с Оксаной я этот барьер ощущаю гораздо меньше, чем с Апрелем. Сквозь ее королевский фасад просвечивает живой человек. Как Мишель Обама, которая сажала в своем Белом доме морковку. Нормальная живая баба.
– Обама? – хмыкнула Лизавета.
– При чем тут Обама? Метлицкая! – выпалила я и опрокинула на себя бокал. Именно так, не внутрь, а на себя. Я постоянно все проливала и разбрызгивала. Неудивительно, что в свое время никого не удивило, когда именно я предположительно пролила кофе на рабочий компьютер начальницы.
– Файка! – вскрикнула сестрица, подпрыгивая от неожиданности.
– Черт, ну вот, опять. Видишь? – сказала я с упреком, словно именно сестра была ответственна за мою криворукость.
– Что? Ну что я должна увидеть, Файка? Что ты снова хочешь сбежать от нормальных отношений? Да, возможно, они не идеальны.
– Или, возможно, они слишком идеальны, понимаешь? – добавила я. Сестра уже втирала зачем-то в мою футболку соль, а я только стояла, пассивно наблюдая за процессом моей «засолки». – Вернее, он слишком идеален. Чересчур спокоен, хорошо умеет держать себя в руках. Даже иногда умеет контролировать МОИ чувства. Видит все на много ходов вперед. Умеет думать.
– Никак не ожидала услышать об этом как о недостатке. Мужчина умеет думать, какая катастрофа, – рассмеялась сестра. Вовка вбежал на кухню и задумчиво посмотрел на нас, пытаясь понять, чего это мы с его матерью такое делаем. Что за «дымовуку» мы тут устроили!
– Тебя когда-нибудь дрессировали? Тебе когда-нибудь говорили слова, которые ты ожидаешь услышать? Именно эти слова, никакие другие, даже именно в том порядке, в котором ты их представляла, что дает тебе смутное ощущение, что именно из твоей дурной головы он их и взял. Подключился каким-то образом, скачал, посмотрел – и сказал именно то, что ты хотела услышать. Немного страшно, да?
– Страшно, что ты почти все вино уже допила.
– Да нестрашно это, я еще куплю.
– К своему Игорю ты сегодня, как я понимаю, возвращаться не собираешься. Ночуешь, видимо, у меня.
– А ты хотела бы, чтобы я заставила нервничать нашу с тобой мать? Пошла ночевать к ней, пьяная и полная всех этих мыслей? – спросила я с укором. И прыснула со смеха.
– Значит, ты не хочешь с ним оставаться, потому что Игорь Вячеславович Апрель – идеал?
– Во-первых, кто сказал, что я не хочу с ним оставаться?
– Знаешь, Файка, ты из тех людей, кто голосует ногами. Ты же здесь? Ты же не там, у него?
– А во-вторых, – прервала ее я, – проблема не в том, что Игорь – идеал. Идеала не существует, знаешь ли. Это утопия. Нельзя вот так просто одновременно измерить положение частицы в пространстве и скорость ее полета. Нельзя быть идеалом и человеком в одно и то же время. Но можно идеалом
– И что? – спросила сестра, некоторое время помолчав.