Вторая попытка

О да. Замалчивание — это то, как мы, Дарлинги, справляемся с проблемами. Или не справляемся. Как с Мэтью. Его день рожденья через два дня. Ему бы исполнился двадцать один год. Если бы моя мама призналась в том, что ей до сих пор больно от того, что ее двухнедельный сын умер, то, возможно, ей стало бы хоть чуть-чуть легче. Но лучше она тихо и незаметно выпьет успокоительного. А отец сядет на велосипед и поедет прочь из Пайнвилля за луной и обратно.

Мы никогда-никогда не разговаривали об этом. И никогда не станем этого делать. Это неправильно.

Неужели так будет и в следующем году? Родители будут скрывать от меня все плохие новости до тех пор, пока я не заеду домой на каникулы из какого бы там ни было колледжа, в который я все-таки направлюсь, потому что, скорее всего, в Колумбийском университете они мне учиться не разрешат, даже если я поступлю, потому что симулировать самосовершенствование в их присутствии у меня не получается, что и доказывает моя следующая реплика:

— А вы бы сообщили нам о ее смерти? Или вы бы ее похоронили без нас и стали бы ждать еще более «подходящего момента»?

Мать на несколько секунд закрыла лицо ладонями, чтобы не видеть меня. Я так и не поняла, кого она больше стыдилась в данный момент: меня за мой жестокий вопрос или себя, потому что в нем была доля правды. Но скоро ситуация прояснилась.

— Джессика Линн Дарлинг, — произнесла она своим Я-Твоя-Мать-И-Я-Тебе-Приказываю тоном. — За это, я настаиваю на том, чтобы ты сегодня же отправилась туда и навестила Глэдди.

— А она хоть вспомнит об этом, после того как я уйду? Я имею в виду, имеет ли это посещение смысл?

Еще один презрительный взгляд.

— А что такого? Ты же сказала, что она потеряла память! Так какой смысл идти туда, если как только я уйду, она сразу же об этом забудет?

— Потому что ей будет приятно, по крайней мере, пока ты будешь у нее. К тому же твой отец будет счастлив. Кстати, постарайся быть с ним хоть чуточку милее, ладно?

— Ладно, — ответила я, тяжело вздохнув, как это обычно делают подростки.

Вот так я оказалась в санатории «Серебряные луга».

Ради справедливости нужно отметить, что заведение оказалось не таким уж мрачным, как я представляла. Оно вообще больше походило на современную гостиницу, чем на больницу, в которую стариков отправляют умирать. Слава богу, там было много живых цветов, благодаря которым воздух приятно благоухал, а не вонял мочой. Из динамиков лилась оркестровая музыка. Певичка напевала вполголоса о том, от чего она не получала удовольствия: ни от шампанского, ни от кокаина, ни от самолета. «Но ты доставляешь мне удовольствие».

Найти Глэдди не составило проблем. Она вела светскую беседу, сидя в мягком ситцевом кресле в серебряной гостиной, расположенной как раз напротив главного холла. Окруженная не менее чем десятком таких же старичков, как она, у которых, однако, было гораздо меньше волос, она рассказывала одну из своих любимых историй. Глэдди выглядела настолько хорошо, насколько это возможно для девяностолетней женщины с двумя искусственными тазовыми костями, которая к тому же недавно перенесла удар. На ней был брючный костюм лавандового оттенка, и такого же цвета берет сидел на ее белых волосах. Она всегда придавала большое значение сочетаемости цветов, и сегодня ее ходунки были украшены темно-сиреневыми ленточками. Бабушка была совершенно такой же, какой я ее помнила всю мою жизнь.

— И я сказала этому парнише: «Эта старая серая кобыла уже не та, что прежде!»

Тусовка взорвалась резким, клокочущим мокротой смехом.

— Эй, бабушка, — осторожно начала я, поскольку понимала, что вклиниваюсь в тот момент, когда она должна была бы начать рассказывать следующую историю. — Это я, Джессика.

— Девчонки и мальчишки! — завопила она. — А вот и Джей Ди! Та самая, о которой я вам рассказывала!

Двадцать очкастых глаз с катарактой повернулись ко мне. Похоже, Глэдди меня помнит, но почему она называет меня Джей Ди? Меня в жизни никто так не называл. Тем не менее я притворилась, что это прозвище Глэдди дала мне много лет назад.

— Парни перед ней штабелями складываются!

— Вся в бабушку! — закричал пожилой мужчина с желтоватой, в пятнах, кожей, в спортивной клетчатой куртке.

Общество снова сотряс приступ смеха, а я ясно увидела, что сквозь густо наложенные румяна на щеках Глэдди проступил легкий румянец.

Позже, когда мы остались одни в ее комнате, Глэдди рассказала мне, что это успевший дважды овдоветь чаровник — Морис, все зовут его Mo.

— У него есть машина!

У Глэдди забрали права несколько лет назад, когда она перестала замечать знаки дорожного движения. Представляю, какой привлекательной кажется ей его свобода передвижения! Тем не менее это было забавно, потому что именно эти слова произносит сексапильная девятиклассница, которая начала встречаться со старшеклассником.

— Mo здесь самый лучший, — сообщила она мне. — Он просто котеночек. — И она мурлыкнула для пущего эффекта.