Я больше никогда не буду принимать наркотики.
Не поймите меня неправильно. Я не собираюсь делать публичные заявления о вреде наркотиков. Думаю, мои неприятности больше связаны со мной, нежели с «Е». Смерть Хиза — не единственная причина, по которой я больше не собираюсь экспериментировать. Даже до того как я узнала, что он принимает наркотики, у меня было такое чувство, что мое тело просто не принимает инородных субстанций. Я не умею пить, так куда мне выше-то? Думаю, некоторые люди просто более удачно экспериментируют, нежели другие (возьмем, к примеру, Маркуса. Он без проблем отринул все свои привычки).
Я никогда не боялась превратиться в персонажа того страшного видео, которое показывала нам Брэнди на уроках про психованную. Та вообразила, что умеет летать, и слетела с крыши прямо на асфальт. И еще там была одна озабоченная девочка, которая под действием «колес» прыгала из койки в койку в течение сорока восьми часов, а потом ее грохнул ее же приятель. Нет, все гораздо менее драматично. Я боялась любых наркотиков, абсолютно, потому что они могли явить всем то, что я пыталась скрыть.
И я была права.
Побочным эффектом стал огромный и страшный геморрой, который начался со Скотти и до сих пор еще не отпустил меня.
Лен добросовестно привез меня домой, доказав свою лояльность, а на следующий день ко мне пришел Скотти, хотя я уже замучилась объяснять всем, что слишком плохо себя чувствую и абсолютно асоциальна.
— Посмотри, кто пришел, Джесси! — Мать стояла позади его, и он не мог видеть ее яростное гримасничанье и то, как одними губами она произнесла: — Все еще на крючке!
— Джесс, мы должны поговорить о том, что случилось вчера ночью, — сказал он, когда за мамой закрылась дверь.
Многое случилось, да. Но ничего такого, что могло бы объяснить присутствие Скотти в моей спальне.
— Мы сблизились этой ночью. Танцевали, обнимались и прочее.
— Ты насчет Мэнды?
— Типа того.
Если бы мой череп не держался на скотче и молитве, я бы рассмеялась. Мэнда ужасно ревнива. А сама-то как терлась своими сиськами об Маркуса?
— Уж ей-то грех обвинять кого-то в том, что флирт зашел слишком далеко, — ответила я.
Скотти рассмеялся:
— Да мне наплевать, о чем она думает. Я с ней только спал, ничего больше.
Я не имела представления, зачем он все это мне говорит.
— Так в чем дело-то?
Он плюхнулся рядом со мной на кровать. От него пахло одеколоном и кожаной курткой.
— Я все еще неравнодушен к тебе.
— А… — Я собрала с пола мозги и кое-как запихнула их на место. — Что?
— Я охренительно серьезен, — поэтично выразился он, снимая куртку. Скотти — это просто гора мускулов. Тренеры и ученые не придумали еще определения для него.
— Скотт, — начала я.
— Скотти, — поправил он, закидывая свои могучие руки за голову, так что майка задралась, обнажая аккуратные кубики пресса. — Называй меня Скотти, как прошлой ночью.
— Ладно. Скотти…
Он блеснул улыбкой победителя, но для меня это было чересчур предсказуемо, слишком приторно. Одной рукой он обхватил меня за плечо, отчего я снова потеряла нить разговора.
— Прошлой ночью между нами была связь. Ты ведь тоже это чувствуешь.
Это верно, в какой-то миг я и Скотти были едины. Первый раз с начала учебы в школе я смогла взглянуть в его лицо и увидеть прежнего Скотти, искреннего, распираемого гормонами, с прыщами на носу. Этот неуклюжий застенчивый мальчик был куда более привлекателен, чем Его Королевское Мужество.
— Это была не я, — сказала я, выскальзывая из-под его руки. — Это все «Е».