Я оглянулась на своих сокурсников. Марта и Джаред побледнели, явно не желая быть вовлечёнными в расследование. Вряд ли они, молодые, избалованные, из обеспеченных семейств, на самом деле понимали, какие последствия может иметь травля, которая началась достаточно невинно — с насмешек и шуточек. Билли почти незаметно показал мне большой палец, но больше всего меня порадовало выражение лица Люсиль.
Она выглядела так, будто решалась её судьба, и это было недалеко от истины. Я вряд ли смогу доказать её причастность к моей травле, но её это не особенно волновало. Присутствие Себастьяна Торна вселяло в неё ужас. Однако, если никто не упомянет ликвидаторов, то и разговора об этом не будет — думаю, на это рассчитывала Люсиль. В худшем случае она всегда могла сказать, что все неправильно поняли и она никогда не утверждала, что является ликвидатором.
Поняв, что я смотрю на неё, Люсиль подняла голову, встретила мой взгляд и внезапно улыбнулась. Изображала уверенность? Верила, что её монстр-артефакт сейчас отзовется на меня?
Я отвернулась и подошла к преподавательским столам, остановившись перед профессором Диксоном. Он выглядел бледным, явно не ожидая, что моя ситуация с травлей настолько серьёзна. В его глазах читалась вина.
— С накопителем всё в порядке, профессор? — спросила я почти бесполезный вопрос. Редко кто из студентов общался со своими кураторами прямо перед демонстрацией, и если это происходило, вопросы всегда был по делу.
— Да, Айви, — неуверенно, почти вопросительно, ответил он, отвлекаясь на шум со стороны студентов. Билли зашёлся громким кашлем, как мы и договаривались, и я использовала этот момент, чтобы уронить крохотный комочек бумаги рядом с профессором, около его ног.
Мужчина явно был на нервах и сразу заметил это, его глаза расширились, и он наступил на записку, а потом почти незаметно подобрал её и спрятал под столом.
Выйдя в середину комнаты, я подошла к пьедесталу с «локатором магии» и прикоснулась к шипу в его середине. Клубящийся полупрозрачный тёмный след образовался в сердцевине артефакта и устремился к самому левому ящику в третьем ряду стеллажа.
Пока мистер Росенбург нёс мой ящичек к столу, я наблюдала за реакцией Люсиль. Она привстала, чтобы лучше меня видеть; напряжение было очевидно — ее лицо и шея покраснели от волнения.
Обернувшись на профессора Диксона, я утонула в отчаянии и безумном страхе в его глазах. На мужчине не было лица, он постоянно переводил взгляд с меня на записку, которую я ему передала, и обратно. В какой-то степени его преступление было даже хуже, чем то, что делала Люсиль: он пользовался своим служебным положением, уничтожая своего же студента, помогая красть чужую работу.
Такой человек не имеет права быть преподавателем, его ни в коем случае нельзя допускать к студентам. Но как же обидно: ведь до меня он выпустил десятки студентов, в основном стипендиатов, которые после смогли принести в мир столько хорошего. И сам профессор Диксон был выдающимся изобретателем.
Стоило ли это того? Пятнадцати лет карьеры?
Мистер Росенбург наконец поставил ящичек передо мной на стол, и я потянулась к его крышке. Сердце билось как сумасшедшее, но я старалась не показывать волнения, хотя меня почти трясло.