Нет, Софья Фёдоровна Колчак, конечно, не была «сногсшибательной и ослепительной», тем более что в то время выглядеть таковой женщине тридцати восьми лет возможностей не предоставлялось. Но Александр поневоле залюбовался высокой фигурой, высокой же и очень тонкой талией, очень милым лицом с огромными глазами – она не ослепляла, она завораживала…
Колчак со стыдом вспомнил, насколько пренебрежительно он относился в «будущем» к своей жене, сколько страданий принёс этой чудесной женщине, которая его очень любила и постоянно прощала. Больше такому не бывать! Никакой Анны Тимирёвой в его жизни теперь не будет.
– Са-аш, очнись! – жена подбежала и обняла своего мужа. Офицер не мог не ответить тем же. Господи, каким нежным и хрупким чувствовалось её тело при этом недолгом объятии!
– Здравствуй, Сонечка! Извини, что без предупреждения, но всё случилось так неожиданно…
– Что-то случилось? – отпрянула супруга. – Что?
– Ничего особенного, – попытался придать своей физиономии нейтральное выражение муж. – Где Славка?
– Спят после прогулки. И Слава, и Маргарита. Ты проголодался?
– Нет, спасибо. Пару часов вполне себе обойдусь.
– Так что случилось? – на лице жены читалось нешуточное беспокойство. – И не надо меня обманывать, я не первый год за тобой замужем. Если бы «ничего особенного», то Эссен тебя бы к нам не отпустил.
– Да… Стыдно сказать – свалился за борт при коордонате. И головой ещё при этом приложился. Вот на обледенелой палубе в Северных морях или в Артуре ни разу не поскальзывался, а тут… Извини, Сонечка, иногда амнезия теперь случается, так что не удивляйся, если чего-то не вспомню…
– Господи! – всполошилась жена. – Сейчас как себя чувствуешь? Пойдём в дом!
– Да пойдём, конечно, – Колчак поднял с земли портфель, стоявший поодаль матрос поспешил поднести ему второй. Его немедленно подхватила Софья.
– Дорогая, я себя уже очень хорошо чувствую, – возмутился Александр. – Уж два портфеля-то я донести до дома способен. Спасибо, братец! Можешь возвращаться на эсминец.
Дача совсем не напоминала то, что обычно представляют в качестве места отдыха «кровопийц народных тех времён» – капитан первого ранга арендовал для своей семьи на лето одноэтажное строение в четыре комнаты: спальня, детская, столовая и комната прислуги, вернее, комнатёнка. Плюс кухня и санузел.
– Кофе будешь?
– Спасибо, родная, выпью, пожалуй. Ты со мной?
– Что «с тобой»? – не поняла жена.
– Кофе выпьешь, – улыбнулся Колчак. – Составишь компанию?
– Конечно. Потерпи десять минут. Можешь покурить пока на террасе.
– Я не курю… Уже пять дней, – поспешил поправиться Александр, увидев удивлённое лицо жены. – Надеюсь бросить совсем.
– Саня, – супруга была просто ошарашена, – ты серьёзно? Выдержишь?
– Постараюсь, солнышко, – не так это и трудно, оказывается. Я жду свой кофе и свою жену!
Пока Софья кулинарствовала, Колчак попытался попридумывать ещё хоть что-нибудь, чем сможет помочь Флоту и России в грядущей войне. И кое-что надумал: глубинные бомбы – идея-то проста как блин. Бочка с взрывчаткой и взрыватель, срабатывающий при определённом нажиме. Технически, конечно, повозиться придётся, но, главное, принцип – и уже в первые годы войны эсминцы будут не просто палить по вражеским субмаринам совершенно неэффективными и дорогими ныряющими снарядами, а, проходя над местом предполагаемого нахождения подлодки, сбрасывать на неё десятки, а то и сотни килограммов взрывчатого вещества, которое превратится в стремительно расширяющиеся газы на заданной глубине. И они шибанут гидравлическим молотом по пока ещё очень слабым корпусам немецких лодок. Хотя это сложновато при нынешних технических возможностях… Значительно проще приделать к бомбе поплавок на шнуре: когда она утонет на заданную глубину, сопротивление поплавка активизирует взрыватель, и всё…
– С кардамоном, как ты любишь, – вышла на террасу супруга с подносом. – Коньяк к кофе не предлагаю – рановато пока, но булочки Тереза Генриховна испекла сегодня чудесные. Ещё тёплые, попробуй!
Аромат от кофейника распространялся действительно очень приятный и не совсем привычный. Ну что же – попробуем с кардамоном.
Оказалось на редкость вкусно. А булочки, хоть Колчак уже давно весьма прохладно относился к всевозможным мучным изделиям за исключением просто хлеба, были чудесны.
– Саня, в самом деле всё в порядке? – обеспокоено посмотрела на мужа Софья Фёдоровна.
– Всё хорошо.
– Не скажешь по тебе – мрачный, задумчивый. Всё-таки в семью вернулся. Две недели не виделись. Мог бы хоть изобразить радость.
– Сонечка, милая, я действительно очень рад тебя видеть. И детей обнять не терпится, но не будить же их? И мы будем все вместе ещё целую неделю как минимум…
– Вот это-то меня как раз и удивляет в первую очередь, – жена пристально посмотрела на Колчака. – Я не первый год за тобой замужем. И если Николай Оттович отпустил тебя летом на целую неделю к семье, то, значит, произошло что-то очень серьёзное. Что?
– Папа! – спас положение звонкий мальчишеский голос.
В дверном проёме стоял мальчишка лет четырёх-пяти и спросонья щурился на летний день.