— Все будет хорошо, — сказала она. — Все через это пройдём. В конце концов, что я, зря девять месяцев мучилась? Сейчас ещё несколько часов пострадаю и вытолкаю сыночка своего.
Эти полчаса я провела рядом с ней. Две другие девочки спали, и мы тихо говорили шепотом. А когда время истекло, она села, нашарила тапочки у постели, взяла пакет, в который было сложено все, что по советам на форумах могло ей пригодиться, и ушла рожать. А я лежала до утра и вслушивалась в шорохи больницы. С третьего этажа, на котором находилось родильное отделение, иногда доносились приглушенные стенами вскрики, я гадала — не Катя ли кричит?
На самом рассвете я уснула. А когда проснулась, то увидела Катю. Она сидела на своей постели, лучилась довольством, а её живот…растаял..
— Родила, — довольно сказала она. — Три восемьсот! За три часа! Пятьдесят шесть сантиметров, богатырь! За вещами пришла, буду с сыном в палате теперь. Ждала, когда ты проснёшься.
Я была рада за неё. За Матвея, который сегодня только родился. За их молодого папашу, который кричал за окнами, потрясая букетом цветов и шариками на связке. Немножко завидовала, но все равно радовалась. А когда Катя ушла, стало одиноко. С двумя оставшимися девочками я не сдружилась. Время текло неторопливо, лишь один раз я спустилась на второй этаж и секундочку, пока не выгнала медсестра, полюбовалась ревущим, бордовым от натуги Матвеем.
Девочки в моей палате, слишком молодые, слишком зацикленные на своём состоянии, были мне неинтересны. Катина кровать пустовала. Я поглядывала на неё в печали и надеялась, что скорее подселят кого-нибудь, с кем я смогу поговорить. Господь явно услышал мои молитвы. Или скорее это был джин, коварный, как и вся их порода. Услышал и воплотил, вывернув на своё усмотрение. Соседку подселили. Сначала вошёл её живот. Огромный и круглый, как барабан. А затем показалась и она. И мне сразу захотелось назад, в комнату в заброшенном доме, даже быть там мне казалось лучше, чем здесь. Именно в мою палату, а не в какую-нибудь ещё подселили Вику. Она вошла, широко улыбаясь, настроившись на знакомство с будущими соседками, и замерла, споткнувшись об меня взглядом. И тут же шагнула назад, едва не опрокинувшись со своим огромным животом.
— Я не буду жить в этой палате, — сердито сказала она.
— Как это — не будете? — удивилась провожавшая её санитарка.
— Я хочу в другую!
— Ну уж, милочка, либо здесь, либо в коридоре. Мест нет.
Вика проскрежетала зубами, я явственно услышала этот звук. И прошла к свободной кровати.
А во мне бурлило озорное веселье. Хотелось смеяться в голос, я кусала губы, чтобы удержаться. Уж тогда-то Вика точно сбежит и будет рожать в подворотне. А я же не зверь. Я хорошая.
Санитарка внесла сумку Вики и повернулась ко мне. Склонилась, произнесла заговорщическим шёпотом:
— К вам пришли. Ждут на первом этаже, влево от медсестринского поста. Только тссс.
Кто бы это мог быть? Эльза? Я встала, выпятив тоже уже внушительный животик. В дверях остановилась, не удержалась, посмотрела на Вику. Она раскладывала свои вещи по шкафчику, движения её были резкими, дергаными.
— Купила коляску? — спросила я. Сам чёрт подначивал меня. Вика промолчала, с громким хлопком бросив книгу в мягкой обложке на подоконник. — А ты сколько уже ходишь? Как слон, второй год?
— Я не хочу с тобой разговаривать, — отчеканила Вика. Девочки навострили уши, настраиваясь на скандал. — А рожаю я как положено, и от своего мужа, а не от не пойми кого, как некоторые.
— Хах, — фыркнула я. — Мне кажется, мы подружимся.
И мило улыбнувшись, вышла в коридор настолько грациозно, насколько могла. По коридорам, держась за животы, степенно ходили беременные. Мимо третьего этажа я спускалась торопливо — порой оттуда доносились книжки рожениц. А возле второго задерживалась. Там частенько можно было услышать сердитый младенческий рев, а если повезёт, то увидеть медсестричек со стерильно-белыми кульками и выглядывающими из них крохотными розовыми личиками. Но сегодня я шла на первый. Скользнула мимо поста, на мгновение замешкавшись, вспоминая, где, собственно, находится лево. Налево была широкая массивная двустворчатая дверь. Я толкнула её и вошла в празднично оформленный зал, вероятно, для торжественной выписки мам и их чад. На узком, наверняка жёстком диванчике, вытянув ноги и откинув назад голову, сидел Адам. Увидев меня, он повернулся, и я буквально утонула в его взгляде, ленивом, прячущем все внутри. Он улыбнулся, похлопал ладонью по диванчику, приглашая присоединиться. Я поколебалась мгновение, но показалась смешной сама себе. Села. Его рука поднырнула под мою спину, приобняла, притянула к себе. Я склонилась к его плечу, на нем была лишь лёгкая рубашка поло, я чувствовала запах его кожи, разогретой солнцем, он пах свободой и любовью, пах сексом. Я втянула его запах и попыталась удержать его в себе.
— Я соскучился, — сказал он после минутного молчания.
— Я тоже. Но это ничего не значит. Ничего не изменилось.