Вторая попытка (СИ)

В голосе монарха впервые за все время общения с ним Зиновия Петровича явственно послышался металл. Николай Александрович только внешне выглядел мягким и нерешительным правителем, но то была лишь одна видимость — при необходимости он мог быть жестким, даже жестоким.

— Но что делать эскадре Чухнина — меня беспокоит стрелки, что плывут на пароходах, хорошо, что пластуны уже прибыли в Дальний. Мы не можем допустить интернирования ни эскадры, ни целой дивизии, с такими трудами отправленной. Что вы можете предложить, Зиновий Петрович?

— Разрешить Григорию Павловичу действовать против неприятеля исключительно из собственных соображений, исходя из сложившихся обстоятельств. Если прорыв в Дальний или Чемульпо будет невозможен, то осуществить высадку войск на ближайшей неприятельской территории при поддержке корабельных пушек — у него шесть броненосцев, сила, способная на равных сразится с половиной японского флота. По крайней мере, с броненосными крейсерами Камимуры вполне успешно будет противостояние, скорее с нашим ощутимым превосходством, если японцы решат дать баталию.

— Ближайшей территории? Но это же Формоза!

— Именно так, государь. Местное население владычеством японцев недовольно, еще четыре года тому назад они с трудом подавили восстание. Оккупационных войск там немного, примерно с дивизию, так что силы будут равные. Но береговые батарее слабы, как и на самих островах метрополии — противник в этой войне больше надеется на корабельные орудия. Так что захват Формозы, если он произойдет одновременно с занятием Чемульпо, позволит угрожать Японии с двух сторон. К тому же привлечь на нашу сторону Китай обещанием дезавуировать итоги их войны девяносто пятого года, в обмен за передачу Квантунской области уже в «вечную аренду», сроки которой будут определены по нашей воле. Но то дело дипломатов, не адмиралов и генералов — нам нужно победить в этой войне. К сожалению, государь, еще раз повторю — она будет чревата для нас неизбежными потерями, порой значительными, но в конечной победе над врагом я не сомневаюсь. Мысли о поражении не допускаю, лишь бы не свершены были ошибки!

Рожественский говорил уверенно, хотя его «грыз червь сомнения» — он хорошо знал, чем все закончилось. Но тут ситуация несколько иная — морские силы России на тихом океане усилены до чрезвычайной степени, отправлены практически все боевые корабли, которые были способны выйти в поход. И даже если отряд Чухнина не сможет дойти до Дальнего, то принесет несомненную пользу. Хотя бы тем, что японцы вместо Кореи начнут срочно перебрасывать подкрепления на Формозу — в том, что высадка русской дивизии удастся, в этом не было никаких сомнений.

Во-первых; поддержка корабельной артиллерией, которая просто сметет полевые пушки и пехоту, а во-вторых; измотанные «морской болезнью» и тяготами длительного перехода, стрелки просто озвереют, и сделаю невозможное — захватят плацдарм, не взирая на потери. А там потихоньку начнут отвоевывать остров, поднимая туземцев на восстание…

Недалеко от Выборга лежит на дне броненосец «Гангут», затонувший в 1897 году — пропорол днище об камни. Это «удешевленный» образец «балтийских таранов», про который сами моряки печально шутили — «одна пушка, одна труба, одна мачта — одно недоразумение». И невдомек тогда было, что весь русский флот через семь лет повторит судьбу этого незадачливого «недоброненосца»…

Глава 29

— Теперь все — назад пути нет! Это война, Михаил Павлович, приказ получен. Прочь сомнения — транспорты пойдут в Корею, как вовремя мы произвели их загрузку. Теперь бы не упустить время, японцы вчера ясно показали, что они сами готовы начать войну. И тут нам нужно их опередить!

Степан Осипович возбужденно прошелся по салону — он продолжал держать флаг на своем «Ретвизане», прикипев всем сердцем к этому броненосцу, который выгодно отличался от кораблей отечественной постройки. А о том уровне комфорта, который имелся для команды, нижние чины других броненосцев могли только мечтать.