–
Мерси не могла пошевелиться. Стало нечем дышать. Она видела перед собой только лицо брата. Чего-чего, а такого она точно не ожидала.
– Что? – наконец прохрипела Мерси.
– Вы, копы, всюду совали свой нос. Если б ты не приехала в город, Леви остался бы жив.
– Леви застрелил Крэйг Рафферти! Ты не можешь обвинять меня. Крэйг был твоим приятелем. Неужели ты никогда не замечал, какой он псих?
– Вы пристрелили Крэйга, прежде чем тот смог оправдаться, – выплюнул Оуэн. – Мертвый ничего не скажет в свою защиту. Так копы решают все проблемы.
– Ты оправдываешь убийцу брата, – прошептала Мерси.
– Настоящая проблема лежит в устройстве нашего общества, – продолжал Оуэн, буровя ее яростным взглядом. – Люди должны сами решать, что такое закон и порядок… Сами управлять собой, без всякого правительства.
– А кто, по-твоему, издает законы? – огрызнулась она. – Кошки? Инопланетяне?
– Законы издают бюрократы, которые просиживают бархатные кресла в своих особняках. Они понятия не имеют о потребностях обычных людей. Мы должны иметь право голоса.
– У тебя есть право голоса. У всех есть. Оно называется выборы.
– Наше государство пошло наперекосяк. Пора вернуть власть обычному парню. Только он понимает, что такое реальность. – В его голосе кипела страсть. – Те, кто сидит в Вашингтоне… да черт побери – те, кто сидит в
– И вы, копы, – побочный продукт этой системы.
От злости ее глаза начало застилать красным туманом.
– Прости, что ты сказал?
– Леви и Крэйг не должны были умереть, – прошипел брат. – Ты со своим бойфрендом-копом – всего лишь инструменты. Инструменты в руках негодяев, заправляющих этой страной. Вы нам не нужны. Мы сами позаботимся о себе.
Мерси открыла было рот, чтобы возразить, но захлопнула, видя злобу в его взгляде.
– Оуэн, да что с тобой?
– Я поумнел. Я устал прогибаться и подставлять свою задницу. Смерть Леви стала последней каплей.
– Я тоже скучаю по нему.
– Нет, не скучаешь. Ты даже не знаешь, кем он был.
Ненависть в его голосе разрывала ей сердце.
– Он был моим братом, – прошептала Мерси.
– А ты повела себя не как сестра.
– Я здесь. И я хочу…
– Хватит, Мерси, – Оуэн оборвал ее взмахом руки. – Делай что хочешь, только не лезь ко мне. Пусть ты пробралась в город и приручила Кейли и Роуз, но не смей приближаться к моим детям.
Она не могла вымолвить ни слова.
Брат развернулся и ушел.
Мерси смотрела ему вслед, замечая в его походке и осанке отцовские черты.
Она решительно отбросила злобу и горечь, которые брат посеял в ее сердце, и прокрутила в памяти его слова.
Ей не нравился ход его мыслей.
10
Парадная форма Трумэна сидела на нем как чужая, будто он одолжил не свою одежду. Дейли надевал ее всего трижды с тех пор, как стал шефом полиции: один раз во время присяги и еще два – в особых случаях. Сегодня как раз такой случай, только совсем не радостный. Скорбный, но необходимый обряд, участия в котором ему очень хотелось бы избежать.
Сегодня похороны двоих полицейских. Трумэн полдня старался сдержать возникающую при этой мысли тошноту. Она накатывала волнами, вызывая воспоминания о ночи, в которую погибли шерифы.
Он дважды избежал смерти в ситуациях, когда гибли другие полицейские.
Большинству стражей порядка за всю службу ни разу не приходилось стрелять, а уж тем более два раза оказываться на волоске от смерти. И почему у Трумэна появилось ощущение, что запас его везения исчерпался?.. Судя по благосклонности фортуны, он будет в безопасности до конца дней. Вместо этого шеф полиции нервничал и беспокоился – словно смерть поджидала его за углом, злясь, что уже дважды промахнулась.
Сидящая рядом в «Тахо» Мерси молчала. В элегантном темно-синем костюме и теплом пальто она производила впечатление. Кейли молча сидела сзади. Ранее тетя еще раз спросила ее, точно ли девушка поедет на похороны – ведь не так давно хоронили ее отца, – но племянница настояла на своем. Ей хотелось почтить память шерифов, погибших при исполнении долга.
В зеркало заднего вида Трумэн заметил, что лицо Кейли побледнело, но в ее глазах и в позе читалась решимость. Она напоминала Мерси в юности. Волосы светлее и на несколько дюймов короче, но такая же упрямая и стойкая.
Он гордился ею.