Вторая радуга (СИ)

Харламов принялся объяснять, что его развитие давно придерживали, что в суть операции с Шатохиным не посвятили, и что все члены группы, кроме них четверых, регулярно в подробностях информируют преподавателей обо всех делах группы. Только последнее его заявление вызвало настоящий интерес.

— Оля, ты ведь инструктор, тебе просто полагается всё о группе рассказывать администрации, — выжидательно посмотрел на неё зять.

Ольга, как оказалось, так и делала — до той поры, пока не стала женой Харламова. К тому же как раз в это время группа сформировалась — и с этого момента Аникутину никто из преподавателей о делах внутри группы больше не расспрашивал. Да и обязанности инструктора она к тому времени выполнять практически перестала.

— Ну, ещё бы, жену командира, у которой с ним связь высшего порядка, расспрашивать, — усмехнулся Лёшка. — Преподаватели у нас что, полные дураки? Это же всё равно, что Ермолая открыто в измене Пути Радуги обвинить. После такого подвига можно вообще школу закрывать по причине некомпетентности персонала. Меня вот сразу после того, как я приват-мир открыл, в покое оставили. Впрочем, я ещё летом принял решение перестать докладывать.

— Элла надоумила? — ласково спросила Ольга.

— Её попросили выбрать, станет ли она на меня стучать, или рискнёт переводом в другую школу. Она выбрала риск, а я весной сказал Лысому, что попрошу перевода вслед за ней. Ну, он сказал, что ни о каком переводе речь вообще не шла, что Эллу попросили только определиться в отношении ко мне, а она всё поняла превратно… В общем, суетился Юрий Константинович, как будто его на раскалённую сковородку посадили.

Леонид подождал, пока Константинов замолчит, а затем признался, что перестал стучать на ребят только тогда, когда его приняли в группу. Ему было стыдно что-то делать за спиной тех, кто принял его в свои ряды. Он-то ведь не плыл со всеми ними к Краю в одной лодке… Но отстали от него окончательно преподаватели только тогда, когда он женился на Анне.

— Но это же обычная школьная практика, — недовольно произнесла дочь шамана. — Да, мы, каждый по своим причинам, из этой практики выпали. Ну и что? Не мы первые, не мы последние: важно, чтобы значимая информация мимо администрации не прошла. Ты меня не убедил, Ермолай. Вот если ты сошлёшься на свою интуицию, тогда я и то поверю тебе охотнее.

Но на интуицию ссылаться не стоило. Тем более, что он и сам не знал, откуда у него такие мысли. Никто не намекал на сточеров, но исключать такую возможность не стоило. Им-то это было на руку — посеять среди землян сомнения и раздор.

— Оля, но ты ведь сразу меня поддержала, едва я захотел на время притормозить исследования и вообще взять паузу и обдумать всё среди своих. Почему? Ты же понимала, почему я это делаю?

Супруга пожала плечами. То, что она поддерживала любое решение мужа, в пояснениях не нуждалось. Но сделать в исследованиях паузу хотелось и ей. К сточерам она относилась хуже всех членов группы — человеческие жертвоприношения, воспринимавшиеся остальными как нечто давно прошедшее, для неё были живым, непосредственным переживанием. Прямое чувствование не знало временных барьеров.

— Помогать ты им не хочешь, понятно, — произнёс Леонид. — Может, стоит сослаться на опасность? Они же в своём лесу практически неуязвимы…

Но сточеры ослабели гораздо в большей степени, чем ребята себе это представляли. Прошли времена, когда избранные жрецы, объединившись в большие группы и переплетясь нашейными щупиками, открывали миры ветви расщепа и вытаскивали оттуда людей. Многие из похищенных погибали или сходили с ума, будучи не в силах перенести столь резкую смену обстановки. Сточеры сменили тактику — они вытаскивали теперь только тех, кто по религиозным мотивам жаждал покинуть родной мир или вступить в контакт с силами иных миров. Эти адаптировались на Камете лучше, из них получались слуги, но и среди таких временами появлялись вожди, поднимавшие их против сточеров.

Множились людские поселения, но ещё быстрее росли человеческие кладбища. Сточеры освоили новое умение — теперь они вытаскивали человека и немедленно возвращали, оставляя себе его здешнее тело. В это тело вселялось сознание одного из жрецов-сточеров. Теперь у слуг появились вожди, ничем от них физически не отличающиеся, и понимающие людей в гораздо большей степени.