Вторая радуга (СИ)

Он обошёл прямоугольник площадки, обнюхал её. Пахло металлом и лекарствами, как в больнице. А потом поднял глаза и осмотрел горизонт. Тот оказался неожиданно близким. Из таёжной чащи по кругу вокруг сопки вставала серая металлическая стена, ограничивая круг радиусом в полтора-два километра. Высотой стена была метров сто. Харламова заинтересовало, как же сквозь неё проникает река. И, едва он этим заинтересовался, как обнаружил, что плывёт по воздуху к интересующей его точке. Чем ближе он подплывал к стене, тем ниже опускался. "Ясно. Перелететь стену невозможно". Невозможно оказалось и поднырнуть под неё. Стена, как было видно сквозь прозрачную воду, уходила в дно. Течение возле стены останавливалось. Рыбы под водой тыкались в стену носами, а на земле у стены молча сидели обитатели леса: бурундуки, белки, дятлы, другие птахи. Здесь никто не пел и не приветствовал его, как будто не замечая.

* * *

— Почему ты отправила меня туда одного?

— Так ты лучше поймешь Хрисану.

Теперь он, кажется, понимал, отчего Ольга промолчала о своём приват-мире. Тот оставлял двойственное, но при этом явно печальное впечатление. Золотая клетка. Сказка внутри и непроницаемые стены вокруг. Да ещё та площадка… Да, такой мир очень у многих мог вызвать депрессию. И в то же время девушка в нём явно отдыхала и восстанавливала силы.

— Та площадка на сопке… Ею кто-нибудь пользуется?

— Я не знаю. На сопку я редко поднимаюсь. Брожу возле речки, с вороном беседую.

— Он там один?

— Даже если один, он всё равно каждый раз новый. Хрисана — мир перевоплощений. Все, кроме рыб, там пришельцы, вроде нас.

Юноше больше не хотелось задавать вопросы. Хрисана. Сказка, где никто никого не убивает и никто не боится, где звери умеют говорить, а бесплотный дух способен лакомиться малиной. Площадка смерти. Непроницаемая стена вокруг. Да и ещё обитатели — прохожие, то ли зашедшие передохнуть, то ли бегущие от себя самих. Нет, по нему, уж лучше Реденл с его монстрами или Гволн: оба мира, хоть и страшны, но куда более человечны.

— Каждый приват-мир отражает какую-либо грань реального мира, он всегда неполон, Ермолай. Ты остро чувствуешь эту неполноту, даже если не осознаешь, отчего это чужие приват-миры всегда неуютны…

Юноша сумрачно ответил, что для него и Гволн весьма неуютен. На что, как легко было предвидеть, Оля сказала, что его дискомфорт лишь отражает внутреннее состояние и предложила заняться собой. В общем-то, это было понятно и так. Отчего-то Реденл его утомлял куда сильнее, чем любого члена группы. Дочь шамана отправилась на очередное погружение, а Харламов спустился в подземелье и ничуть не удивился, увидев там Елену Артемовну.

— Ты не можешь справиться сам с гнётом тяжелых мыслей?

Преподавательница смотрела на него с сомнением, даже разочарованно. Объяснения, что проблемы не в нём, а в Реденле, вызвали лишь лёгкую улыбку.

— Ты уже выбросил из головы то обсуждение? Помнишь, где встал вопрос о людях Реденла.

Ученик разговор из головы не выбросил. Но помнил он и слова Юрия Константиновича, с которыми невозможно было не согласиться. Сколько угодно можно рассуждать, так к людям выдуманного мира относиться надо. И совсем другое дело, как эти отношения при встрече сложатся. Одно совершенно не зависело от другого. Но Артемовна была права — этот вопрос он пустил на самотёк. А вдруг эта встреча случится уже сегодня? Кто и как встретит аборигенов? Скажем, Ольга? Этого юноша не опасался. Леонид? Здесь тоже, пожалуй, неожиданностей быть не должно. А вот Лёшка или кто-нибудь из братьев вполне могли превратить первую встречу в недоразумение, которое потом пришлось бы долго исправлять. В себе он тоже не был уверен.

— Вы, насколько я понимаю, так и не возобновили того обсуждения. Ждёте встречи с людьми? А как себя вести, обговорили?

Не обговорили, ясное дело. И в первую очередь оттого, что вообще не понимали, как к аборигенам относиться. Полноценными людьми могли их считать разве что Ольга, Инга и Игорь. Остальные вообще не очень понимали, зачем лезть в мир, в котором есть некоторая вероятность сложить голову.

— Это с твоей стороны чистейшая проекция, Ермолай. Ты свои сомнения приписываешь остальным. Я думаю, многие уже отлично понимают, зачем они это делают.

Ученик пожал плечами. Похоже, Артёмовна была права, он и сам подозревал что-то похожее. Но тогда почему никто откровенно с ним не говорил? Он вновь ощутил себя ребенком в кампании подростков, при котором на некоторые темы вообще не говорят.

— У меня, Елена Артемовна, недавно было интересное явление. В один прекрасный момент я ощутил небывалую ясность мысли. И как-то быстро сообразил, что расщеп может быть только проекцией. И за Краем нет ни другого расщепа, ни Материнского Мира. За Краем вообще нет ничего. Раз наш мир — проекция, то кто такие мы? И вообще, насколько такое моё состояние обычно и как к этому относиться?

Артёмовну услышанное не удивило. Она спросила, в обычном ли он был состоянии, когда его настигла эта самая ясность мыслей.

— Ну… для женатого человека, пожалуй, в обычном.