Вторая стадия

— Хорошо, но недостаточно, — вздыхает Хромосомов, кладет журнал на стол. Это наблюдение мог бы провести любой человек, не связанный непосредственно с объектом. Я, например. А вы — вы должны использовать все особенности своего положения. Прислушивайтесь к своему внутреннему миру, фиксируйте свои ощущения. Может быть, анализ крови сделать, желудочного сока?

Инженер Махоркин молчит, улыбается, и улыбка у него какая-то странная, нездешняя, как у слепого, погруженного в свои мысли. И Хромосомов тут же корит себя за нечуткость.

— Вы не волнуйтесь, — бормочет он, — пятидесяти ботаническим институтам мира разосланы запросы. Не может быть, чтобы не нашлось выхода. Не беспокойтесь, мы скоро освободим вас. Лидия Петровна за вами ухаживает?

— Следит, кормит, — говорит инженер Махоркин — Рубашку специальную сшила, чтоб надевать, не просовывая руку в рукав…

— Мы, конечно, о вас позаботимся, не волнуйтесь. До завтра… — и Хромосомов отходит, пятясь.

Но инженер Махоркин с каждым днем все больше и больше осознавал, почему он попал в эту странную ситуацию. Знал он также, что разошли Хромосомов письма не в пятьдесят, а в пятьсот институтов мира, ему, Махоркину, это не поможет. До осени, до листопада, до холодных дождей он будет сидеть здесь, а потом вдруг встанет, потянется, вздохнет сладко и глубоко, воздев к небу обе руки, и выйдет за калитку, испугав милиционера. Вся жизненная сила дерева уйдет тогда глубоко в сердцевину ствола, быть может, в корни. Знает Махоркин то, что неизвестно никому во всех пятидесяти институтах мира, — если там нет второго такого, как он…

Каждое живое существо на Земле должно бороться с врагами. Деревья возникли задолго до человека. Они жили, не боясь никого — что им самые острые клыки или самый могучий хобот? — и умирали естественной смертью. Но как спастись от дисковой пилы?

Где-то в глубинах клеток зарождались новые свойства, лучевой поток закрепил их, вызвал давно уже подготовленный мутационный скачок. Каждому, кто входит в лес, должны быть внушены добрые чувства! Пусть человек ощутит в себе сострадание ко всему сущему, осознает себя частью всего живого, проникнется душевной гармонией…

— Ну и пусть себе лесорубы сострадают! — едва ли не крик вырывался у инженера Махоркина в то первое время, когда он только-только начинал смутно еще осознавать, что произошло. — Но я, дипломированный инженер, — какие у деревьев могут быть ко мне претензии?

Шли дни; медленно, как бы с течением древесных соков, бесспорно проходящих через инженера Махоркина, являлись новые ощущения, которые он переводил в мысли.

«Не затаишься, теперь ты весь открыт. Ты ходил озлобленный — и еще более озлоблялся от того, что это надо было скрывать. Поток излучений не смог преобразовать твою злобу в доброту. Дерево едва не погибло. Кто ты — инженер или клоун — неважно. Ты вошел в рощу с недобрыми чувствами и с ними же вышел. На том кончилась первая стадия…»

Снова идут дни, снова каким-то непонятным, редкостным воспринимает мир инженер Махоркин и чувства свои переводит в человечьи мысли…

«А когда не помогает первая стадия, начинается вторая. Враг должен слиться с деревом в живущий одной жизнью организм. Пусть мокнет под тем же дождем, дышит тем же ветром, укрывается тем же небом. Бьют по дереву — больно обоим; лживая или злая мысль врага вызывает, как сигнал крайней опасности, боль у дерева, — и у врага тоже».

«Но за что я так отмечен? — думает иногда инженер Махоркин, когда пролетает большая стая птиц, дерево настораживается, и связь с ним слабеет. Я обычный гражданин, ничего особенного не сделал. Рвался, правда, расталкивал других, кричал о несуществующих изобретениях. Но ведь за это не сажают. Суд не осудит, моралист не придирется особо — много таких. А я сижу…»

Пролетают птицы, уходят спать дети, добродушные взрослые кончают свои прогулки. Дерево спокойно. Спит и инженер Махоркин. Но снов он не видит. Дерево бодрствует, и вместо снов приходят к человеку его ощущения.

Это вторая стадия.

Осенью, когда опадут листья, жизнедеятельность дерева ослабеет, энергетических ресурсов будет хватать только на свой организм. Тогда человек окажется непосильной нагрузкой и сможет уйти. Если до той поры не настанет третья стадия. Если при какой-то очень его недоброй мысли болевой импульс не станет настолько сильным, что вся нервная система человека окажется подавленной, и он превратится в дерево…

Но нет, он не допустит третьей стадии. Человек может перестроить все, даже самое трудное — себя; может преобразиться. С прошлой жизнью покончено.

Но он не скажет Хромосомову о том, что узнал. И не только потому, что он пока во власти дерева. Не в страхе главное.

Всю жизнь инженер Махоркин мечтал сделать научное открытие, а если не получится, то все что угодно за него выдать. Но вот открытие сделано большое, настоящее — а сообщить о нем инженер Махоркин не торопится и не мечтает о месте в президиуме. Он думает о том, что рано, пожалуй, разглашать военные тайны природы. А то найдутся такие, которые придумают что-нибудь вроде противогаза от излучения, внушающего доброту.