Вторая война шиноби: Страна Рек (СИ)

— Духи? — удивился Джирайя, когда почувствовал запах сладкой розы. — Цунаде, что с тобой? Ты совсем с ума, что ли, сошла? Или болезнь какую-то подцепила?

— Отстань. — Она осторожно толкнула его обратно.

Джирайя вернулся на скамейку, широко расставил ноги, вновь сложил руки на груди и, не в силах справиться со своим изумлением, громко заговорил:

— Нет, вы чувствуете? — Обратился он к Икки с Орочимару. — Духи! Я уж молчал про эти твои черные, как у панды глаза, про эти твои смешные румяна и совершенно дурацкие локоны. Но духи?

— Действительно, Цунаде, — холодно произнес Орочимару, — лучше бы ирьениндзюцу изучала.

— А я и изучаю, — возмущенно ответила она.

— Да похоже, ты кое-что другое изучаешь! — продолжал Джирайя, не осознавая, что все в шатре затихли и прислушались к их разговору. — Капитана нашего и изучаешь! А он-то наверняка не против твоей розы!

Джирайя еще никогда не чувствовал такую досаду — лицо горело, голос гремел, и он был просто в бешенстве, но вдруг в спокойствие его быстро вернула хлесткая пощечина. Он посмотрел на Цунаде: в ее глазах стояли слезы. Перевел взгляд на Орочимару: тот, единственный из всех в шатре, насторожился и, скорее всего, думал, как бы ему поскорее отсюда делать ноги. Остальные же молча за ними наблюдали.

— Замолчи! — Цунаде подняла руку для нового удара, сжав кулак, и Джирайя уже приготовился далеко и больно улететь. Но вдруг она прикрыла глаза, глубоко вздохнула, отсчитала несколько вдохов, бросила на него угрожающий взгляд и, резко развернувшись, ушла, расталкивая всех на своем пути.

— Мне кажется, ты перегнул палку, — произнесла Икки, когда все в шатре вернулись к своим тарелкам. — Она же, как и все девушки, просто хочет быть красивой.

— Она и без всего этого красивая, — вздохнул Джирайя, потирая щеку и задумчиво смотря на выход из шатра.

— Ладно, давайте о чем-нибудь другом, — быстро проговорила Икки. — Как вы думаете, на собрании наконец-то расскажут, куда и когда мы пойдем в наступление?

На место злости быстро пришло чувство вины, так что он оставил свой поднос со всеми тарелками, что наставила ему Икки, и скорее покинул шатер в поисках Цунаде. Но в штабе было так много шиноби, что сколько бы он ее ни искал по чакре — найти никак не мог. И тогда решил пойти в единственное место, где бы она могла спрятаться.

Цунаде стояла одна на деревянной террасе около веревочных перил и вздрагивала плечами. Он уже хотел к ней подойти и успокоить, но Дан сделал это первым: появился как всегда из ниоткуда.

Джирайя совсем не слышал, что она говорила, но хорошо понимал, о чем шла речь. Цунаде нервно жестикулировала, касалась своего лица, что-то возмущенно рассказывала и всхлипывала. Дан внимательно ее слушал, а когда она и вовсе небрежно показала на свои завитые волосы и заревела. Тот огляделся, перелез через веревочные перила, прыгнул прямиком вниз и совсем скоро вернулся с охапкой тех самых красно-белых цветов, которые Джирайя пытался для нее сорвать.

Внутри у него все перевернулось, и в следующий миг Дан притянул к себе Цунаде, а она крепко его обняла, повернула голову и распахнула глаза. Растерялась, а затем и вовсе погрустнела. Джирайя понял, что Цунаде, как и всегда, почувствовала его чакру. И он сделал единственное правильное, что сейчас мог — развернулся и ушел. Вернулся к штабу, набрал чакру в ноги и одни высоким прыжком оказался на вершине Маяка. Поменялся с дозорным на вершине Маяка, сказал, что это приказ капитана, облокотился о монолитное ограждение, достал тетрадь со стихами и стал про себя читать.

Собрание под Маяком проходило мимо него. Хотя на нем говорили, что все-таки узнали, где прячется главарь повстанцев, и что эту информацию на удивление добыл отряд учеников Хокаге, и что уже завтра всем выходить в наступление.

Начинался вечер, и когда солнце стало заходить над широкой и бурной рекой, на площадке открылся люк и показалась светлая макушка Цунаде. Джирайя отвел взгляд, и только, когда она подошла и тронула его за плечо, он вздрогнул и оглядел ее: волосы были убраны наверх, косметика наспех смыта, а глаза опухли от слез. В руках Цунаде держала учебник по ирьениндзюцу, но она не выглядела расстроенной, наоборот, лицо ее светилось жизнерадостью.

— Прости, наговорил глупостей, — извинился Джирайя.

— Ничего, я понимаю. Ты меня тоже прости, ведь я и вправду совсем пропала.

Цунаде подошла ближе, посмотрела в его тетрадь, и от нее вновь повеяло духами, только на этот раз в аромате было что-то очень горькое.

— Какие красивые стихи, — произнесла она.

— Да, красивые… А ты, смотрю, учишься. — Он кивнул на учебник в ее руках.

— Да, учусь, — ответила она, опустила взгляд и после недолгого молчания продолжила. — Если честно, Дану моя помощь особо не нужна. Я ничего в его бумагах не соображаю. Он скорее взял меня к себе, чтобы я не отвлекалась от учебы.

— Чтобы я не отвлекал тебя от учебы.