Вторая война шиноби: Страна Рек (СИ)

— Дыши… — прошептала она сквозь слезы. — Дыши, — не унималась она. — Дыши! — закричала она, сильнее надавила на его грудь, и поток чакры ворвался в его сердце.

Ее руки задрожали, но не от страха, не от сомнений, а от прямого и твердого света, от которого даже ветер подул. Теплый. Легкий. Как бриз. Она закрыла глаза, и в темноте пошла за этой новой силой: кожа, органы, сосуды, ткань, кровь, тельца крови, частицы…

И тут как взрыв. Она все видит. Буквально все. Само естество человека. Сама его суть — клетки. Но мир Дана уже успел стать серым. Его клетки медленно двигались, останавливались и умирали. Цунаде приложила еще больше усилий и стала думать только о яде. И в этой бездне, неподвластной никому из ныне живущих, она заметила черные прожорливые капли.

— Я нашла яд! Дан, я нашла его, — рассмеялась Цунаде через слезы. — Дан, неужели у меня получилось? — Она попыталась набрать воздуха в легкие, но нос так сильно заложило, что пришлось дышать через рот. Лицо было мокрым от слез. Все плыло в этой угрюмой палатке, а когда она закрывала глаза, то видела все так отчетливо, так точно и ясно, что дух захватывало!

Глава 16 Дан

Дану снился сон — очень долгий сон. Мелькало прошлое. Мешалось настоящее. Ему не было больно, ему было хорошо. Он сидит ребёнком за большим столом, во главе — его отец, а две сестренки и мама накрывают обед. В распахнутые окна задувает свежий ветер, доносится шум деревьев Конохи, и ему так тепло и спокойно. Сон уносился дальше. Он стоит во дворе академии шиноби, держит налобную повязку и испытывает неподдельную радость. Образы менялись один за другим. Солнце играет за облаками, отбрасывая длинные тени, и он прощается с родными возле ворот деревни перед отправкой на восстание. Мама и сестра плачут, а он смеется, подбадривает их и наказывает хорошо следить друг за другом… Шумный кабинет капитанов, запах табака и повышение, а в следующий день приходит назначение от Хокаге — он вверяет ему своих учеников.

Просторные пейзажи рисовых полей. И она. Хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять, насколько она красива. Хватило всего лишь одного раза с ней поговорить, чтобы захотеть узнать поближе. И хватило всего лишь однажды увидеть, как она плачет, чтобы внутри зародилась трепетное чувство…

Тусклый свет масляной лампы в маленьком кабинете Маяка. И снова она. Глаз не оторвать от этой юной красоты. От этих золотых волос, от этой хрупкой фигуры и милого личика. И когда она учит эти учебники, с каждым разом ему все труднее себя сдерживать. Он наклоняется к ней, смотрит, как ее щеки краснеют, как грудь начинает чаще вздыматься, а сам уже сходит с ума от запаха духов, от смущенного взгляда из-под опущенных ресниц и розовых, таких невинных губ. Его невероятно к ней тянет. Он хочет выкинуть все эти учебники, скорее запереться, взять Цунаде в охапку и зацеловать ее везде, где только сможет дотянуться.

Но Дан не хочет мешать ей. Только не в то время, когда она только-только заинтересовалась ирьёниндзюцу. И он решает подождать. Но на собрании перед сражением впервые понимает, что может не вернуться. И в тот поздний вечер понимает, что не может больше терпеть, и нежно ее целует. А она такая неопытная, такая живая. Угловато прижимается к нему, неуверенно трогает, а он готов отдать все на свете, чтобы этот миг никогда не кончался.

И так по кругу, один сон за другим, кажется, целую вечность… Но вдруг мечты сменились размытым светом, в груди потяжелело, веки неохотно открылись, и он увидел над собой холщовую ткань палатки.

— А вот и наш капитан очнулся, — прозвучал низкий и раскатистый знакомый голос.

Дан с трудом повернул голову: Джирайя стоял рядом, оперевшись о тумбочку, сложив руки на груди, и широко улыбался. Дан попытался привстать, но тело не слушалось. Попытался что-то сказать, но ничего кроме слабого хрипа не вышло. Джирайя помог приподнять ему голову и дал отпить воды из стальной чашки. Дан сделал несколько глотков и с дикой усталостью упал обратно на подушку.

— Что случилось? — спросил он ослабевшим голосом.

— Спасла тебя наша Цунаде, — ответил он. — С того света спасла.

Джирайя пододвинул табурет к его койке, сел и стал пересказывать все, что случилось за последнее время.

— Ну а потом, когда она эту технику в себе-то открыла, яд из тебя и вытащила. Вот, все по очереди и ждали, когда же ты очнешься, — закончил Джирайя. — Слушай, хотел я тебя за одно дело поблагодарить…

Но не успел он закончить, как ткань у входа приподнялась и в палатку зашла Цунаде в накинутом поверх формы белом халате с повязкой ирьенина на плече и с аккуратно убранными наверх волосами. Дан так разволновался, что даже нашел силы присесть на подушках, чтобы получше ее разглядеть.

— Ну как он, Джирайя? — спросила она, не поднимая взгляда от бумаг.

— Сама посмотри, — ответил Джирайя.

Цунаде подняла голову, на миг застыла, а затем прикрыла губы ладонью и тихо заплакала. Дан виновато улыбнулся. Но в ответ она замотала головой, кинулась на кровать, упала на его ноги и громко зарыдала.

— Ты живой, — повторяла она через слезы, — ты живой…