Вторая жена

— Нет-нет, неправда! Венеция, я уже объяснила. Я буду часто прилетать и видеться с ними. Но забрать их всех невозможно.

— Все было бы возможно, если бы ты хотела этого, — сказала Венеция. Саманта обернулась к ней.

— Как ты можешь так говорить? Ты знаешь, что это неправда. Кроме того, ты сама говорила мне, что им лучше вернуться в Черри-Триз, к Тони и Фелисити. Что эта связь будет более крепкой.

— Да, — бросила Венеция. — Но это не давало тебе права поднять белый флаг.

— Я… ох, ты невыносима. — Саманта устремилась к двери. — Я заберу их после ужина.

Венеция и трое детей следили за тем, как она идет по длинному узкому коридору к узкой входной двери. Она не слышит то, чего не хочет слышать. Как всегда, подумала Венеция. Она знала, что удивляться и огорчаться нет смысла, но ничего не могла с собой поделать. Фиаско Саманты в роли матери было фиаско и самой Венеции. — К чему такая спешка? — крикнула она вслед. — К одиннадцати мне нужно быть у парикмахера, а потом я должна съездить на Бонд-стрит. Там открылся новый бутик, о котором мне предстоит написать статью. Вся одежда только от лучших дизайнеров. Может быть, я кое-что там куплю.

— Твоим детям нужна новая одежда. — Венеция пошла за ней.

— Венеция! Одежда от дизайнеров — это совсем другое дело, — с досадой сказала Саманта. Торопясь выйти в дверь, она чуть не опрокинула горшок с сухой геранью, стоявший на лестничной площадке. — Почему ты не уберешь его?

— Потому что я старая, усталая и не могу позволить себе нанять помощницу по хозяйству.

Саманта умолкла, почувствовав угрызения совести. Она никогда не спрашивала, есть ли у Венеции деньги. Во-первых, потому, что не хотела волноваться, а во-вторых, потому, что была уверена: бабка никогда ей этого не скажет. Саманта попыталась отогнать чувство вины и неприятные мысли, которые могли бы заставить ее что-то сделать. Венеция справится. Так было всегда. И все же она была вынуждена сделать предложение:

— Может быть, обратиться в службу социального обеспечения? Думаю, они оказывают помощь в уходе за домом по разумной цене.

— Как ты смеешь предлагать мне такое? — величественно выпрямившись, возмутилась Венеция. — Я сама занимаюсь благотворительностью, а не принимаю ее!

— Я не хотела… я только подумала… — Гневный взгляд Венеции заставил Саманту окаменеть.

— Вернемся к одежде, — бросила Венеция. — Ты собираешься покупать что-то от дизайнера, в то время как твои дети нуждаются в новой одежде. Почему бы тебе не потратить эти деньги на них?

— Потому что эти деньги мне дал Пирс, — ответила Саманта, довольная сменой темы. — Ему не понравится, если я потрачу их на детей. В конце концов, он не несет за них ответственности.

— Зато ее несешь ты. — Внезапно гнев Венеции иссяк. Ей хотелось встряхнуть Саманту, заставить понять, в чем заключаются ее обязанности, но старуха с огорчением признала, что это надо было сделать намного раньше, когда та была девочкой. А сейчас слишком поздно. Ей бы не хватило на это сил.

— Потом у меня будет ранний обед с новым редактором журнала, который Пирс редактировал в Лондоне. Но насчет ужина можешь не волноваться, — сказала Саманта. — Я дала Филипу немного денег. Можешь послать их в магазин, торгующий навынос. У метро я видела вывеску «Жареные цыплята по-кентукски», а дальше на улице есть «Макдональдс».

— Тьфу! — сказал вышедший за ними Филип. — Почему ты всегда кормишь нас всякой дрянью?

— Но тебе же нравились цыплята, чипсы и гамбургеры. — Саманта удивилась, что он не запрыгал от радости при мысли о жареном цыпленке.

— Только потому, что ты всегда нас ими пичкала! — Его голос прозвучал громко, пронзительно, и Саманта почувствовала себя очень неуютно. — Пичкала нас пищей, от которой толстеют, потому что так было проще, а сама уезжала с Пирсом и ела в шикарных ресторанах! Саманта попятилась и снова чуть не опрокинула горшок с геранью. Она открыла рот, но тут же закрыла его, потому что сказать было нечего, и уставилась на Филипа. Иметь дело с трудными детьми — это одно, а выслушивать от них правду — совсем другое. Ей это не понравилось.

Венеция невесело улыбнулась.

— «Устами младенца глаголет истина», — процитировала она.

Терпение Саманты лопнуло. Ей хотелось поскорее уйти. Уйти от этих вредных, слишком понятливых детей и от Венеции, которая сегодня казалась ей враждебной, как никогда.

— Пусть едят все, что им хочется, — сказала она, мысленно сбросив с себя огромную тяжесть, и быстро пошла по цементной дорожке, которая пересекала маленький цветник и тянулась к калитке. — У меня нет времени на споры.

На парапете перед своим домом сидел Лерой, голову которого украшала неизменная вязаная шапочка из разноцветной шерсти.

— Эй, старушка! — окликнул он Саманту, торопившуюся к станции метро. — Куда спешишь? От жизни все равно не убежать. Так что торопиться некуда, старушка. Совершенно некуда.