Позже я прошла вверх по сияющей свежей краской и устланной ковром лестнице в ванную мимо фотографий в одинаковых рамках на стене. На одной из них была Роуз в шортах и сандалиях из ремешков за столиком кафе в каком-то, кажется, средиземноморском порту. Солнце светило ярко, фотография словно излучала радужное мерцание. Откинувшись в кресле, она доверчиво обернулась к камере, и улыбка играла у нее на губах. Одной рукой она держала чашку кофе, другая покоилась на коленях. В глубине души я позавидовала Роуз, ее легкости и ощущению жаркого солнца на коже.
У меня за спиной Поппи сказала:
— Это один из прошлогодних снимков мамы на Паксосе.
— Я смотрела ее программу. Получилось очень хорошо.
— Да, замечательно, — чувствовалось, что Поппи балансирует между вызовом и хорошими манерами гостеприимной хозяйки. Последние взяли верх. — Какой ванной комнатой хочешь воспользоваться?
Я пробормотала, что мне все равно. Когда она повела меня во второй гостевой санузел, мы прошли через небольшую комнату с включенным компьютером. На экране горела заставка со шнырявшими яркими рыбками. Когда я вернулась из ванной, экран был доступен для чтения. Покер онлайн. На пятерых. Кто-то играл.
Прежде, чем мы уехали, я подошла к Поппи, которая убирала фарфор на кухне.
— Большое спасибо за обед, — и спросила, удивляясь самой себе, — с тобой все в порядке?
Она уставилась на посуду и поджала губы. Мы не сказали ни слова, но она знала, что я видела покер на компьютере. Затем она вызывающе посмотрела на меня.
— Конечно. Лучше не бывает.
Когда мы в конце дня возвращались домой, Натан коснулся моего бедра.
— Я знаю, тебе бывает нелегко с Поппи.
Я, должно быть, вздрогнула, потому что он добавил:
— Думаешь, я не замечаю? Не такая уж я и свинья.
Я посмотрела в окно, не зная, как реагировать. Я привыкла к молчанию. Молчание в нашей с Натаном жизни было обманчиво: оно могло обернуться ссорой и упреками. За окном внедорожника проплывали лондонские улицы — бесконечные акры асфальта и городские деревья, борющиеся за выживание. Салон надо почистить, пахло клюквенным соком, который один из мальчиков пролил на сиденье (добавить в список дел для Евы). Я рылась в сумке в поисках салфетки.
— Мы с Поппи вполне уживаемся.
Рука Натана лежала на моем бедре.
— Я не думал о Поппи, когда женился на тебе.
Это была небольшая уступка, но я неожиданно почувствовала удовлетворение и удовольствие от того, как он определил мое положение в своей иерархии. Мои пальцы наткнулись на леденец, который уронил Феликс, и я взяла его. Его липкость и тот факт, что он находится в моей любимой сумке, которую я так берегла, мгновенно испортили мне настроение, и я ответила резче, чем собиралась:
— Ты женился на мне, потому что думал, я сделаю тебя счастливым. Но я знаю, что ты несчастлив и не знаю, что с этим поделать.
Натан смотрел прямо перед собой.
— Ты читала мою записную книжку?
— Да.
— Ты не должна была это делать.
— Может быть, не должна. — Я словно слышала стук дверей, захлопывающихся в сердце Натана. — Натан, нам нужно обсудить это. — я не могла делать вид, что нуждаюсь в срочном обсуждении, но должна была хотя бы попытаться.
— Не здесь. — он кивнул головой назад, где близнецы гудели изображая свои любимые самолеты.
— Конечно, нет. За кого ты меня принимаешь?
Мы остановились у светофора, и водитель небольшого красного фиата потряс кулаком и указал на плакат на заднем ветровом стекле: «Внедорожники, вон из города!». Зажегся зеленый. Натан въехал на стоянку на Лейки-стрит.
— Минти, это мои личные записи. — он потер лоб. Опять то же самое. Я почувствовала… дрожь облегчения? — Разве я могу доверять тебе, когда ты повсюду суешь свой нос?
— Что такое, — прервал его Лукас. — Что, мамочка?
— Может быть, не можешь.
Я вышла из машины, выпустила из плена близнецов и добыла из недр салона запасную одежду, игрушки и книги, без которых Феликс никуда не выезжал. Нагруженная, как мул, я шла по дорожке за моим мужем и сыновьями. Чуть позже Натан сказал:
— Мне надо немного размяться.
Он переоделся в старые вельветовые брюки и клетчатую рубашку с вытертыми манжетами. Я распаковала игрушки близнецов и занялась их ужином.
— Хочешь прогуляться? Возьми мальчиков.
— Я думаю поработать в саду.
— В саду? — я обернулась с деревянной ложкой в руке. — Ты не делал этого много лет.
— Да, — Натан засунул руки в карманы, — Пора им заняться.
Футбольные сражения близнецов превратили газон в унылую пустыню. Я смотрела, как Натан идет через него и достает вилы из садового сарайчика. По его спине я догадалась, что он сейчас совершенно безмятежен, я бы даже поспорила, что он насвистывает. Он начал копать под сиренью и вскоре рядом с ним образовалась куча почерневших листьев. Через полчаса я налила ему кружку чая. Спускалась темнота, было холодно, но рубашка Натана была влажной от пота под мышками.
Он вытер руки о штаны:
— Хорошая девочка.
— Откуда вдруг интерес к саду? Вопрос был излишним, потому что я уже знала ответ.
Он глотнул чаю.
— Раньше он был очень красивый.