Вторая жена (ЛП)

Лимфодренаж заключался в легком постукивании трепещущих пальцев по лицу и шее. Это не было неприятно. Даже наоборот, и я чувствовала, как постепенно соскальзываю в сон. Пальцы подрагивали и поглаживали кожу. Крылья южных птиц… порханье мотыльков в сумерках… тихие волны, набегающие на берег. Я пыталась не думать.

Тихие волны на море… как в заливе Прияка, который так красиво описала Роуз в тот день, когда Натан умер у нее в квартире, и куда я отвезла мальчиков после похорон. Она сказала, что это была совсем крошечная бухта. Она оказалась права, и мальчикам очень понравилось там. Прибрежная тропинка вилась под утесами вдоль берега, никогда не зарастая. Бережливые местные жители собирали здесь пучки морской травы и, когда приходило время, цветы ромашки. Море может быть бесконечно многообразным, сказала Роуз, она она больше всего любила, когда оно было гладким, и можно было через его бирюзовую толщу видеть камни на дне и скрытые между ними водоросли. Из домика береговой охраны можно было увидеть скалы, где много лет назад мародеры грабили потерпевшие крушение суда. В скале была пробиты тропинка, над которой вьючные животные ожидали, когда грабители вскарабкаются вверх со своей добычей.

Через некоторое время пальцы пробежали по моей шее.

— Вы будете чувствовать сонливость всю остальную часть дня, — сообщила девушка. — Вам будет лучше немного поспать.

Когда я уже была одета, вернулась вчерашняя головная боль. Я взглянула на часы. Почти 11.00. Завтра я буду в прекрасной форме. И надолго забуду обо всем. Я вышла из храма класса люкс, украшенного розовыми гирляндами и нишами, где эликсиры красоты стояли в несколько ярусов, когда зазвонил мой мобильник. Я ответила.

— Минти, — в хриплом голосе Евы звучало отчаяние. — Я не очень хорошо себя чувствую. Я больна.

Я села на один из стульев в коридоре, поставленном для тех, кто изнемог в погоне за красотой.

— Что с тобой, Ева?

— Не могу дышать.

— Где ты?

— В постели.

— Где дети?

— У миссис Пейдж. — я слышала, как она закашлялась. Меня напугало ее свистящее дыхание.

— Ева, Ева? Ты меня слышишь? — неприятная тишина. — Слушай, Ева, я выезжаю домой.

Гизелла и понимала и не понимала меня.

— Полагаю, тебе следует ехать. — но ее тон показывал, что она не может представить себе, что проблема с болезнью Евы не может быть решена без меня. — Нельзя ждать до вечера.

— Да, мне очень жаль. — я была полностью одета и моя сумка лежала у моих ног перед стойкой регистрации. Кроме нас здесь присутствовали три цветочные композиции, портрет девушки, затянутой в зеленую амазонку и три регистратора с безупречным цветом лица. — Я не смогу отблагодарить тебя за твою щедрость, мне действительно нужно вернуться. Если Ева заболела серьезно, мне нужно организовать прикрытие на завтра.

Гизелла нетерпеливо кивнула.

— Ну что ж, — она хмурилась, потому что ее планы на меня были нарушены, и наш разговор пришлось отложить.

— Дай мне знать о Маркусе.

Она сделала шаг назад:

— Конечно.

Я взяла сумку и услышала свой голос:

— Ты подумаешь о Роджере? — хотя для меня было загадкой, почему я забочусь о человеке, уволившем Натана.

Она сердито посмотрела на меня:

— Не беспокойся о нем. Он получит ровно свою часть сделки.

На обратной дороге я смотрела на бегущий за окном поезда пейзаж и вспоминала Натана, который, оставив Роуз и пылая жаром, явился ко мне.

— Я сделал это, Минти. — он покрыл поцелуями всю мою руку до самого плеча. — Я ушел от Роуз. Теперь все будет совсем по-другому. Меня встревожило несоответствие его восторженных слов тому, что я чувствовала сама. За этим человеком с седеющими волосами, больными коленями и взрослыми детьми я видела прежде всего «Лексус», его кредитную карту и большой дом. Но, что удивительно, действительно удивительно — я поверила Натану.

* * *

Ева лежала в постели в позе эмбриона. Окно было плотно закрыто, в душном воздухе стоял запах болезни. У кровати стояла пара стаканов и полупустая кружка чая, пустой пакетик из-под аспирина. Я сразу поняла, что ситуацию нельзя исправить аспирином. Уже через 15 минут я усадила Еву в машину и отвезла в приемное отделение ближайшей больницы.

Три неприятных часа спустя в течение которых мы наблюдали пьяную драку, громко вопящую девушку в наручниках, залитого кровью человека, умолявшего о помощи, врач объявил нам:

— Пневмония.