Вторая жена (ЛП)

После того, как он ушел, а Анджела принесла шоколадный торт и чай и забрала близнецов, Гизелла спросила меня о работе и «Парадоксе». Я поставила свою чашку.

— Мне приходится бороться за нее, — сказала я. — И я использую всю свою хитрость, чтобы удержаться.

Гизелл отрезала тонкий ломтик торта и уложила его на свою тарелку.

— Я понимаю, как тебе сейчас трудно, Минти. Я восхищаюсь тем, как ты справляешься со всеми проблемами.

Очень мило было с ее стороны упомянуть об этом, но я не верила, что она действительно так думает.

— Есть новости о Маркусе?

При упоминании его имени она вскочила на ноги.

— Нет, ничего нет.

Я ждала более подробной информации, но Гизелла погрузилась в тяжкие раздумья. На гобеленовой подушке у моего правого локтя была изображена сцена с охотниками в лесу и раненым оленем. Лес был изображен в загадочной и таинственной дымке, а земля под деревьями была заткана цветами и маленькими животными.

— Ты сердишься, Гизелла?

— И да и нет, — Гизелла, похоже, надолго заняла позицию у окна и теребила пальцами гардину. — Скажу так. В конце концов, я чувствовала, что у меня нет выбора. Я жена Роджера и не могу так легко нарушить брачные обеты, как хочется Маркусу.

Это представляло всю ситуацию в новом увлекательном свете.

— Гизелла, с каких это пор ты признала нерушимость брачных обетов?

Она вскинула голову.

— У тебя было неверное представление обо мне, Минти. Я всегда соблюдала договор. Я делала именно то, что от меня ожидали, и что я обещала делать. Брак — это бизнес, а не мистическое единство душ. — она подергала оконный шпингалет. — В конце концов, выбора у меня не было. Именно это меня и расстраивало… немного. Я не могу рассматривать отношения с Маркусом как альтернативу тому, что у меня есть сейчас с Роджером. Я не должна видеть его.

— Ах.

— Это убивает меня?

Я рискнула предположить:

— Это Маркус так сказал?

Гизелла мрачно улыбнулась.

— Что-то в этом роде. Ну, это пройдет. — она уселась на свое место, и я наблюдала, как она возвращается в образ хозяйки большого дома, расправив юбку и поднимая чайник. — Еще чаю? — Договор Гизеллы с дьяволом явно не сделал ее счастливее. — Ты уверена?

Она поставила чайник.

— Знаешь, что говорят о наркоманах? Если исключить наркотики и все проблемы с их добыванием, то им просто нечем будет заполнить свое существование.

— А благотворительность, например?

Натан бы сказал, что это была плохая шутка. Гизелла холодно улыбнулась.

— Вот это действительно убило бы меня. — она указала на подушку. — Французский гобелен. Восемнадцатый век. Обрати внимание на превосходные растительные краски.

— Принято к сведению, — я вполуха прислушивалась к голосам близнецов, не разгромили ли они кухню.

Гизелла обвела контур раненого оленя пальцем, на котором сияло кольцо с крупным бриллиантом.

— Я привыкла считать, что мои отношения с мужчинами просты и открыты, но в глубине души я знала, что это не так. Я всегда говорила себе: «Я жена Николя, Ричмонда, Роджера, но я в любую минуту могу собрать свои чемоданы». - она засмеялась. — Беда в том, что с тех пор, как я отправила Маркуса в отставку, я постоянно думаю о нем, чего никогда не случалось, пока он был на сцене.

— Боже мой, — сказала я. — Это плохо. Это чувство вины плюс синдром «за забором трава зеленее» в одном флаконе.

Гизелла была поражена.

— Что ты имеешь в виду?

— Это липкая, навязчивая мысль, от которой не избавиться.

— Откуда ты знаешь?

— Я близко с ней знакома, — ответила я.

* * *

В машине Феликс заговорил:

— Если у нас нет папы, значит, мы не семья?

— Нет, Феликс. Просто мы семья без папы.

— А ты на самом деле наша мама?

Я смотрела на машины, рычащие в пробке.

— Да, самая настоящая ваша мама.

Когда мы вернулись, Ева была уже на кухне. Она выглядела немного сильнее, хотя ее одежда висела на ней.

— Я готовлю ужин, — сказала она и, когда я попыталась остановить ее, подняла руку. — Я приготовлю.

Я помогла ей нарезать огурцы и морковь и разогреть пастушью запеканку. Она передвигалась очень медленно, но решительно. Потом она настояла, что уберет все сама. Она подняла обычно равнодушные глаза, сейчас я видела в них благодарность:

— Ты хорошая, Минти.

* * *

Во время бессонных ночей я избавлялась от Натана. Все было логично — Натану уже не нужны его рубашки, костюмы, обувь, поэтому надо было просто упаковать их и убрать. Но, прикасаясь к ним, я забывала о логике. Иногда мне удавалось очистить целую полку, иногда это было выше моих сил. Этот процесс расставания должен был происходить тайно, потому что я не хотела делать мальчиков свидетелями, и потому что это было… так больно. Поэтому я старалась собирать вещи урывками, украдкой, в течение таких плохих ночей, как эта.