Вторая жена (СИ)

— Так ясное дело, Европа ж, пидорасы одни вокруг!

— Саша!

— Прости! Но тут невозможно было не выразиться, я не знаю, как их ещё назвать? Петушары? Давай буду говорить петушары.

— Никак не надо говорить. Господи, — закрыв глаза, я прикрыла лицо рукой на несколько мгновений: — Какой же ты…

— А чего? Они тут этого не стесняются, а я должен за языком следить? Лучше б за жопами своими следили…

— Всё, хватит! Ещё пара таких слов, и я никуда не пойду, — надо было сказать, что уже никуда не пойду. Мне срочно нужен повод вернуться и в спокойной обстановке дождаться Набиля.

— Ладно, молчу. Ленок, не обижайся.

— Не переходи на фамильярности!

— Блин! — он, на удивление, довольно расплылся. — Такая ты!..

— Какая?

— Тургеневская барышня. И чего ты в этом болоте забыла?

— Ты знал, что Тургенев был другом Флобера?

— Нет. Я даже не знаю, кто такой Флобер.

— Он написал «Госпожа Бовари».

Саша продолжал смотреть на меня непроницаемо, почти не моргая:

— Ноль идей.

— Ты что, не слышал о произведении «Госпожа Бовари»?!

— Ну, может, как-то и слышал краем уха. Я Пушкина читал, Бунина, Есенина, Шолохова. На хрена мне Флобер какой-то?

— Это мировая классика.

— Пушкин — вот мировая классика!

— Никто не спорит.

— А у французов кто? Ну? У англичан Шекспир, у немцев — Гёте, а кто вот у французов?

— Бодлер?

— Вот мне и эта фамилия ни о чём не говорит.

— Просто ты не интересовался Францией!

— Мне и Англия на хую вертелась, честно сказать, но Шекспира всё же знаю.

— Гюго ты не можешь не знать.

— Знаю, но он не поэт. У нас есть Достоевский и Толстой, которые, блять, этот «Собор Богоматери» с горбуном и цыганкой размажут просто!

— Вольтер, Руссо, Дидро, Золя, Камю, Бальзак. Я могу продолжать бесконечно! Не надо говорить, что во Франции нет великих писателей и мыслителей.

— Ну, хорошо, допустим, — сунув руки в карманы джинсов, притих он. Прошагал несколько метров и выдал: — Но с ресурсами у них всё куда хуже.

— Ты о… — вспомнила я, что знаю примерно, чем он занимается, но не стала этого выдавать: — О чём?

— О нефти, газе, угле, и всём том, — он поводил пальцем вокруг, указывая на дома, машины, дороги, — благодаря чему современный город может называться современным городом и круто выглядеть.

— Разве у Франции нет ресурсов?

— Не все, и не всех достаточно. Мы поставляли им около десяти процентов от общего количества используемой нефти. Потом они решили попробовать обойтись без нас, подкачивали из Северной Африки. Стали покупать в Индии. Нашу же нефть, правда, но обработанную на НПЗ индийских, и на четверть дороже из-за дальности доставки. Дебилы? Дебилы.

— Как много у тебя вокруг дебилов…

— А не так, что ли? Девяносто девять процентов на земле дебилы и есть, было б больше умных людей — жили б получше, не? Тебе так не кажется?

— Не всё всегда зависит от людей, есть обстоятельства…

— Чаще всего и с ними можно побороться. Никто не хочет просто.

— Кем ты работаешь? — спросила я без особого интереса, скорее чтобы прояснить.

— Да я и не работаю особо… так, катаюсь, подписи ставлю.

— Если ставишь подписи, то должность у тебя какая-то есть?

— Есть. Исполнительного директора.

— Звучит солидно.

Саша отмахнулся:

— Суета одна и болтовня. Иногда вот попойками с партнёрами ещё перемежается.

— Так ты вчера с утра похмелялся?

— Вроде того. Куда пойдём? Обедать будем?

— Можно слегка перекусить, где-нибудь… в ближайшем ресторане, — чтобы далеко не уходить, повертела я головой. Нашла глазами кафешку и указала в её сторону: — Идём туда.

— Как скажешь.

Мы вошли в миленькое заведение, где подавались ланчи — комплексные обеды. Присели. Я снова перевела меню, а потом наш заказ официантке.

— Красиво у тебя получается, — улыбаясь, смотрел на меня Саша. До неловкости в упор и неотрывно.

— Что?

— По-французски говорить. Хотя раньше мне эти картавые не нравились.

— Перестань уже, то лягушатники, то картавые. Нельзя так.

— На правду не обижаются. Они же едят лягушек? Едят!

— А если тебя начнут называть… ну… водочником?

— А ты хочешь сказать, что за время жизни во Франции тебя не дразнили медведем, матрёшкой и балалайкой?

— Нет, — упрямо отвела я лицо.

— Да ладно?! Быть такого не может.

— Не дразнили, — я могла бы остановиться на этом, не указав причину, но посчитала необходимым быть честной: — Никто особо и не знает, откуда я.

— То есть тебя принимают за француженку? Как и я принял?

— Да.

— А почему ты не говоришь, откуда ты?

— Зачем?

— Ну как… это же нормально, по-моему, сообщать, откуда ты приехала.

— Когда к слову приходится — говорю.

— Я не понял, ты стыдишься что ли быть русской?

— Я?! Ничего подобного!

— А хули… прости! Прости. А с чего тогда прикидываешься француженкой?

— Я не прикидываюсь! Люди сами меня за неё принимают, а я не поправляю, пусть думают, что хотят.

— Нет, тебе самой нравится, что тебя принимают за француженку.

— Ну… может быть. Немного.

— Вот! Я же говорил.

— Что ты говорил?

— Не любишь ты родину.

— С чего это? Очень даже люблю.

— Так почему же ты здесь?

— Всё! Если не сменим тему — я уйду.