— Если ты не понимаешь, я не могу объяснить. — Мои пальцы наткнулись на пустой пакет из-под лапши. Я знала, что нахожусь в помрачении духа и могу наговорить такого, о чем пожалею. — Мое отношение к Роуз, конечно, не цивилизованно и не рационально. Я ненавижу ее, потому что… я виновата перед ней. Разве ты не видишь этого, глупец? Мы с ней боремся за право владения, но ты этого даже видеть не желаешь, не то, что признать. И ты хочешь и то и другое. — Я высыпала остатки риса в стеклянную банку. — Ты хочешь, чтобы я общалась с Роуз. Ты хочешь, чтобы мы все были друзьями.
Натан сел за кухонный стол и положил голову на руки.
— Почему ты не хочешь сейчас дружить с ней? Вы ведь были когда-то друзьями.
Я упорно занималась рисом, потому что не могла видеть его таким несчастным.
— Ты не можешь одновременно смотреть в разные стороны. Ты не можешь иметь двух жен. Не в этой стране, по крайней мере.
Я слышала, как он отпил виски.
— Я не могу говорить об этом с тобой, Минти. Это все равно, что говорить с инопланетянином.
Этого было достаточно. Это было через чур.
— О'кей, Натан. Давай поговорим на простом английском. Я думаю, что ты прячешься за своим предложением о дружбе, потому что ты хочешь встречаться с Роуз, не испытывая чувства вины.
Он сделал неопределенный жест руками, который обеспечил бы мне доказательство, если бы я в нем нуждалась.
— Это ничего не значит, так? — Я набросилась на него. — Я так старалась для тебя и для твоей семьи, которая ненавидит меня. Если помнишь, именно ты считал ваш брак с Роуз тюрьмой. Это ты говорил, а не я, что твоя жизнь скучная и ненастоящая. Вот почему ты бросил ее. Ты убедил меня, а я тебе поверила.
Натан побелел, скорее всего от ярости, потому что я ударила в самое больное место: он не терпел, когда его считали плохим.
— Могу ли я сказать, что ты быстро дала себя убедить? Ты была рада, что обошла Роуз.
— Времена меняются, не так ли? Года через два ты бы вернулся к ней. Если бы не наши дети.
— Иногда нужно ставить свои интересы на первое место, — крикнул он.
Последовало долгое, опасное молчание.
— Я забуду, что ты это сказал, Натан.
Он сделал большой глоток.
— Не надо, — резко сказала я. — Тебе будет нехорошо.
— Заткнись.
— Посмотри на меня, Натан. — Он неохотно сделал это. — Скажи себе правду. Ты хочешь видеть Роуз, тебе ее не хватает. Тебя не удовлетворяет наш брак. Сплошное разочарование. Теперь тебе понятно?
— Перестань.
— Роуз больше подходит тебе по возрасту, Натан.
— Перестань.
— Трус.
Натан схватил свой стакан и вышел из кухни. Дверь захлопнулась.
«Спагетти фирмы «Райс»», — написала я в списке Евы.
Я подкралась к спальне мальчиков и заглянула в дверь. Одна подушка валялась на полу, Лукас зашвырнул своего мишку в дальний угол комнаты. Тень от ночника лежала криво. Мои руки дернулись, чтобы навести порядок. Я прислонилась к дверному косяку, закрыла глаза и представила себе будущее, которое превратилось в длинный список забот. И сотни поездок в магазин: за спагетти, банками супа, коробками с апельсинового сока.
Каждый год надо будет покупать мальчикам новую одежду. Они захотят играть в крикет или футбол. Футбол! А, может быть, Феликс будет играть на скрипке или фортепиано. Уроки будут стоить денег. Откуда они возьмутся? Не было недели, чтобы Натан не говорил: «Мы должны быть осторожны. Наши средства не безграничны». Он подразумевал, что все еще выплачивает Роуз за ее долю в нашем доме. Натан может заболеть. Он был в возрасте, когда обменные процессы в организме замедляются. Ему потребуется больше тишины и покоя. Что делать, откуда взять?
В ту ночь я спала в комнате для гостей. Чувствуя себя совершенно несчастной, я окунулась в стихи о происхождении нового вида, которые прислала мне Элен. Ее издатель был щедр и выпустил их в жестком переплете с факсимиле ее рукописи на форзацах. Я переходила от эпического «Мужского плача» к интимному «Объекту в холодильнике» и далее к одноименному «Происхождению нового вида».
«Мои глаза открылись в сорок семь.
Нет больше женщин, человек един есть…»
Ну что же, здесь меня ждали две новости. Рассказчица была на десять лет старше меня, и в перспективе все, как-будто, было неплохо. Стихи изобиловали всяческими «треск», «стучать», «столкновение», «удар» — достаточными для шоу барабанов, которые заполнили мой сон. Среди ночи кто-то из мальчиков закричал, и я услышала, как Натан вышел из спальни и заговорил тихо, успокаивающе.
Ранним утром Натан скользнул в мою постель, выталкивая меня из теплых глубин сна. Он был замерзшим и одиноким. Он прижался к моему телу и приник губами к плечу.
— Почему ты не пришла, Минти? Ты должна была вернуться, мы не должны засыпать с гневе друг на друга.
— Потому что… — пробормотала я — …официально я тебя ненавижу.
— Я был неправ, Минти. О'кей?
Я почувствовала холодную горечь и печаль, которая опускается на сердце после крупной ссоры.
— О'кей.
От него пахло сном и виски.
— Что у нас сегодня, Минти?
Стихи Элен все еще стучали в моей голове.
— Я не знаю, что у нас сегодня. — Потом я вспомнила. — Вечер для родителей в школе. Пойдешь?