Вторая жизнь

Она закрыла глаза и сразу вспомнила первую ночь с Муратом, когда они поужинали, улыбнулись друг другу и заговорили, как после долгой разлуки. Ночь она не спала. А он уснул на кошме в углу, оставив ей топчан. Утром Мурат не встал, метался в жару, заболел. Она окликнула его, испугалась и заплакала, думала, что он умрет. Потом она сходила в магазин, купила водки, растерла ему грудь и весь день просидела около него. Вечером он узнал ее, слабо улыбнулся, сказал, что ему очень холодно, дрожал и виновато смотрел на нее.

Она налила водку в кружку, помешала ее с перцем и заставила его выпить, хотя он и отказывался.

Потом она разделась в темноте, накрыла Мурата одеялом, прижалась к нему и обняла и лежала так, не двигаясь, согревая его своим телом. Было стыдно. И было тепло и сладко чувствовать грудями и коленями его горячее, жилистое, крепкое тело, но это было только заботой, жалостью с ее стороны, и он понял и погладил по щеке, благодарный за это ее тепло. И так они лежали долго, всю ночь, пока он не согрелся, и они не уснули вдвоем.

А утром он положил ее голову к себе на грудь и, гладя по затылку, сказал, чтоб она не уходила, а оставалась с ним навсегда и что он возьмет ее в жены, если она согласится. Она, конечно, согласилась быть его женой и никуда не уходить, потому что он был еще слаб, ее Муратка, ее батыр, ее будущий муж. Так им было хорошо вдвоем в этом саманном доме с камышовой крышей на краю деревни, рядом с дорогой и степью и речкой. Он не трогал ее, и так же она раздевалась ночью и, закрыв себя и его до подбородка одеялом, чтобы ничего не было видно, согревала, пока он не выздоровел и не поднялся.

И была у них одна особая ночь, такая хорошая, сладкая, смешная, ночь без стыда, когда она стала его женой.

Он вернулся веселый из района верхом на лошади и привез ей подарки: хромовые сапожки, белую шелковую шаль, три платья и жакет, и ножницы, и нитки, и зеркало, как своей невесте. Она радовалась, примеряя на себя платья, и смотрела в зеркало и тихо смеялась, и он смотрел на нее и тоже радовался…

…Нинка задула лампу, косматые желтые тени ухнули и погасли, словно вылетели в проем окна и растаяли в сиреневом небе, которое погустело, стало плотным и синим, и там, в сини, уже проклюнулась и задрожала маленькая белая звездочка. Теперь наступила полная ночь, и нужно было спать, а сон не шел сразу, дразнил бывшими видениями, заполнил все тело сладким теплом, разливая его от ног к животу, в жаркие груди, и это было острее и томительнее сейчас, в одинокую ночь, чем тогда, в ту хорошую и веселую ночь, когда они с Муратом стали мужем и женой.

Так же она лежала на кошме, лежала просто так, отдыхая, а Мурат сидел рядом, скрестив ноги около лампы, чинил седло своими умными узловатыми руками и иногда поглядывал в ее сторону. И такое же сладкое волнение и тепло, как сейчас, охватывало ее всю, и было немножко боязно и интересно ждать, когда он закончит свою работу и можно будет потушить лампу и лечь спать.

Он не смотрел на нее, увлеченный седлом, и, приподнявшись, она стала быстро раздеваться, и когда она осталась совсем голой и стояла стройная и маленькая как девочка, ей захотелось, чтобы он взглянул на нее.

И он обернулся, вздрогнул, увидев ее такой, и поднял руку, словно сказал: «Не двигайся». Она не двигалась, а стояла перед ним, чуть покраснев, успокаивая себя тем, что когда-нибудь должен же он увидеть ее всю. И он осматривал ее и любовался, да, любовался, это она заметила по улыбке на его губах, по искоркам в задумчивых милых глазах. И когда он тихо отложил седло в сторону и встал, она протянула ему руки навстречу, он подошел к ней и обнял и поцеловал в губы. Первый раз. И она заплакала легко и спокойно и прижалась к его груди, и ей было приятно, что он ласково гладит ее по всему телу горячими сильными руками и целует и целует в губы. Никого нет, ей не стыдно, а только радостно.

Ей было радостно и тепло, и она смеялась от счастья, как пела, той ночью, когда они потушили лампу, не эту лампу, а другую: та была больше и светлей, и муж был ласковый и сладкий, и она боялась только, что он ее задушит, такой он был ласковый. И так много-много ночей…

Дни проходили быстро, она ждала, когда день закончится, ждала, когда возвратится с пастбища ее Мурат, когда он потушит лампу и скажет, что у них будет человек, и станет гладить ее по животу.

И так много-много таких дней и ночей заполняли их молодую согласную жизнь до тех пор, пока не нагрянул в деревню отец со всадниками. Он отхлестал ее кнутом на виду у всех. Мурат был в степи и не видел, как подхватили ее на лошадь и привязали и увезли далеко, к старому противному Мирхайдару.

Сколько раз ее привязывали, чтоб не выпала и не потерялась, а теперь вот — чтоб не сбежала…

Она не сбежала, а просто ушла. Отец махнул рукой, узнав, что она беременна, да и Мирхайдар отступился от нее. Кому она нужна, порченая?!