Вторая жизнь

Никита бросился вперед — Багыр отскочил в сторону, ударился боком об стену, сжался, поняв, что это серьезно и опасно.

Громко вскрикнула Олана:

— Ой! — Никита остановился.

Багыр медленно стал надвигаться. Усмешка — злая на его лице. Небритый. Щетина на щеках и на шее. Глубокие складки морщин. Подрагивают, звенькая, кольца на поясе, как колокольчики на праздничных нартах. Будто где-то олени бегут друг за другом, топают копытами. Это Никита прямо со свадьбы едет с Оланой в Ивдель за подарками… Путь широкий по следам голубых тундровых песцов. Голос-шепот: «Олана, скоро я тебя сватать буду». Улыбается Олана, кивает: «Да-да».

Багыр надвигается осторожно, вздрагивает.

«Я же убью Багыра… — думает Никита, и ему становится больно и обидно, — он ведь отец Оланы! Как же так?.. Даже пусть не отец, я не хочу убивать человека. Я только охотник и люблю Олану!»

Отступает Никита. Багыр заметил это — замедлил шаги. Никита грустно засмеялся. Взгляд Багыра веселый, не угрюмый, и лицо у него доброе, а нож острый…

Отступает Никита… Стена! Горячая! Строгое лицо Багыра. Нож. Зачем заплакала Олана?! Зачем замахнулся Багыр?! Замахнулся — подбросил нож вверх, как игрушку, ловко поймал. Взглянул Никите в глаза:

— Щенок! — И захохотал, довольный. Протянули друг другу ножи — поменялись по обычаю.

В чувале трещит огонь. Мечется пламя, гудит. Пар поднимается вверх. Раскраснелись щеки у Оланы, а глаза ее испуганные мечутся по избе, вот она зачем-то сунула в чувал два сосновых полена. Там ведь много огня. Как хочется Никите поцеловать Олану — она стала роднее. Он не боится Багыра, нет, не боится, — Олана будет его женой!

Встал перед нею, произнес устало:

— Идем, Олана!

Она не подняла головы, будто не расслышала, незаметно кивнула. Было ли это согласием или Никите показалось, что кивнула… Устал он и ушел бы сейчас в тайгу подышать, поесть снегу. Отец ее — не враг ему теперь. Они померялись силой: Никита нарочно отступил, и Багыр хорошо знает об этом и еще знает, что виноват перед молодым — первый ударил его по щеке.

Никита равнодушно оглядел избу, сказал Багыру:

— Эх, отец Багыр! Олана все равно будет моей женой! Ты не веришь? Это только дочь твоя! А человек она — сама по себе!

Багыр вздрогнул — правду говорит Бахтиаров!

— Еда готова… Садись, отец! И… ты, Никита, садись, — тихо проговорила Олана, как хозяйка, и ее приглашение послышалось Никите как «люблю… да».

— Садись, парень. Мясо есть будем, — разрешил Багыр.

Вежливо сказал, раскинув оттаявшую шкуру медведя, сел, вздохнув, видно, устал тоже.

Олана и Никита, переглянувшись, улыбнулись друг другу, и, заметив это, Багыр понял: все, что произошло между ними на Суевате и сегодня здесь, в его избе, серьезно, на всю жизнь, — и с уважением посмотрел на Никиту. От этого ему стало не по себе, у него была тайна, известная только ему, и он начал спокойно и устало произносить слова, которые подбадривали:

— Э… парень. Жалко мне тебя. Опоздал ты маленько. Олана сосватана давно. Я слово человеку давал. Она замуж пойдет… Жених не чета тебе: большой начальник на Пелыме. Хорошая пара они с Оланой!

— Мы жить лучше будем, — сказал Никита, — у нас любовь.

Багыр усмехнулся и насмешливо поклонился обоим:

— Бахтиаровым почет! Жениху Оланы почет! Любовь у них! Кормить жену чем будешь?.. Любовью?! Целовать будешь…

Эти слова прозвучали с издевкой.

— Багыр умеет шутить…

Никита не договорил — лицо Багыра передернулось, он перебил Никиту:

— Багыр ничего вперед не даст! Только дочь Олану… Иди, дочь, живи, дочь… Начинай жизнь! Детей начнешь рожать, Багыр даст внукам что-нибудь. Такой закон седых стариков.

Олана опустила голову, побледнела. Багыр погладил ее ладонью по голове.

— У дочери сердце отца… Дочь — умная женщина: знает, по какой дороге оленям путь открыт. Сама знает!

Стало тихо. И тогда неожиданно громко, с болью в голосе, прерывисто заговорила Олана: оба, Багыр и Никита, удивленно подняли головы.

— Я не хочу на Пелым! Сосватана… Меня сначала спросить надо! Женихов много и у нас на Суевате. Однако никто из них не приходил ко мне ночью в юрту, никто за меня не менялся с тобой ножами, однако.

Багыр открыл рот, растерялся:

— Твоя правда, дочь…

— Почему не любишь Никиту? Что плохого он сделал тебе? Молодой? Соболей у Никиты нет?! И не надо! Он любит меня! Честно, хорошо любит!

Багыр завозился, прикрикнул на Олану:

— Пустые слова эти! Умнее отца хочешь быть?! Два мужа хочешь иметь?! Один есть уже на Пелыме. Отец тебе нашел! Багыровы на Пелым уедут жить. Я договорился уже…

Он встал, кинулся к двери, распахнул ее, приказал Никите:

— Иди!

Надоело ему слушать глупых!

Ветер кинул на порог снег. Шлепались о косяк ветки кедра.

Никита встал, обнял Олану, поцеловал крепко в губы:

— Любишь?

— Да!

Увидел слезы на щеках, смахнул рукой.

— Идем!

Подал руку. Олана взяла руку Никиты — встала. Багыр загородил собою дверь, закричал:

— Куда?!

Кинулся к лавке, сбросил оленью выделку — запушились, заискрились на лавке, как живые, собольи меха.

— Смотри, это тебе!

Лицо у Багыра красное, глаза раскрылись — блестят, схватил соболей, споткнулся, как будто тяжелые…